Приказ обсуждению не подлежит
Шрифт:
Только ружья у него было. Он был вооружен автоматом Калашникова, который лежал рядом с редуктором, и автоматическим «стечкиным» в мягкой кобуре, крепящейся на поясе.
Солдатам-мотострелкам, которые выезжали на полигон вместе с Хирургом, такие опыты, похоже, нравились.
И если Иваненко походил на стендовика, то его охрана — на охотничьих собак. После взрыва-выстрела они мчались на поиски «запчастей». Возвращаясь, качали головой над изуродованным боевиком: «Эх, как его!..»
Потом Хирург таким же макаром «ампутировал» вторую ногу. Солдаты притаскивали «свежий» труп, а «израсходованный
— Как это.., на убитых боевиках? — переспросил Стофферс.
— Очень просто, — пояснил Иваненко. — Надевал на ногу трупа носок, армейский ботинок, потом прикреплял специальное устройство, которое нажимало на мину и создавало усилие, равное среднему весу человека <По материалам Сергея Демкина, журнал «IntегПОЛИция».>.
А родственникам говорили, что ноги оторвало во время боевых действий. Или вообще такими нашли. Знаешь, сколько фугасов в Чечне?
— Ну ты мне еще статистику приведи. — Стофферс в нетерпении поерзал на стуле. — Дальше-то что?
— И вот однажды на месте убитого боевика оказался российский солдат. Но я об этом ничего не знал. Как всегда провел опыт. Потом едва не разгорелся дикий скандал. Меня отмазали от него. Но я не мог отмазаться от ведомства, на которое работал. Там не интересовались, как и на чем я провожу опыты, главное — результат. Что касается того погибшего парня… Его родственникам также отписались, что он потерял ногу во время боевых действий.
Откровения Хирурга Стофферсу не понравились.
Георг знал, что значит попасть в «непонятку», только от «непонятки» Иваненко даже не попахивало, а натурально смердело.
Когда Георг и Марк остались наедине, немец тихо спросил:
— Ты знал, чем занимался Хирург?
— Я знаю одно: вскоре он сделает то, чего не сделает другой — ты, к примеру. Если ты хочешь спросить, как я отношусь к его опытам… — Сергей пожал плечами. — У меня нет прямого ответа.
— Давай кривой, — по-детски настаивал немец, делая рукой волнообразное движение.
— Я дам тебе совет: относись к Хирургу по-разному.
Не зацикливайся на чем-то одном. Ты правильно сказал: нам вместе под пули лезть.
— Относиться по-разному? — Стофферс мелко покивал. — Дельный совет. Я им воспользуюсь.
И он стал относиться к Сергею Иваненко с лютой ненавистью.
Дрезден, Германия, 26 марта 2004 года, пятница
Генерал Борович был на взводе. Он был готов пристрелить Андрея Кормильцева, который пару раз докладывал по мобильному телефону, что все в порядке, более конкретно — ямы беседуем". «Долго, очень долго», — психовал генерал. На нем был вязаный джемпер и темные брюки. Ленивая туча проползла точно между Хайденау и Пирной и пролилась коротким дождем. Как по заказу — и без того непослушные волосы русского генерала вздыбились буйными побегами и блестели, как при утренней росе.
Долго…
Он отдавал себе отчет в том, что «нужная» цель заставит себя ждать. Это самолеты летают по расписанию,
Пару лет назад в офисе Боровича появился человек, от глаз которого спрятаться было невозможно. Не суетливые, спокойные, сами по себе они не могли вызвать никаких эмоций. Но, зная биографию этого человека, легко угадывалось, что в его голове идет непрерывный процесс поиска. Он не походил на тупую смертоносную машину, и признаков болезни Дауна в нем не отыскать.
Его ответы всегда были короткими, но отнюдь не лаконичными.
Вопрос: «О чем ты думаешь, убивая человека?»
Ответ: «Еще один убитый».
Страх.
Дуболом не ответил бы короче.
И Борович, уподобляясь палисандровому генералу, поставил лаконичного человека в свой строй.
Таких людей, как Андрей Кормильцев, не надо обрабатывать, он уже обработанный — временем, смертями, фото которых хранились в его голове («этакой ограниченной базе данных», — сравнил Александр Борович), в папке Pictures, помеченной как архивная и скрытая. Его не нужно было подгонять под коллектив; он сторонился всех и всегда выбирал даже не место в офисе, а.., позицию. Да так, что его невозможно было заметить. Он здесь, на виду, но в то же время его нет…
То довлела над генералом жуткая биография и специфика работы снайпера-одиночки…
Генерал обошел «БМВ», стоявшую на обочине, присел на корточки, сунул в рот зубочистку. Густой лес, железная дорога, отличное шоссе с удивительно чистыми отбойниками на поворотах. Смело можно брать носовой платок и, проверив отбойники на предмет пыли, безбоязненно сморкаться в него.
Заметил вдруг, что руки чуть подрагивают. Покачал головой. Ему нужно быть предельно собранным, его голос должен звучать до предела жестко. Хотя.., может быть, что-то покровительственное смягчит его. Все будет зависеть от состояния клиентки, от ее самочувствия.
Вряд ли она будет способна отмечать какие-то нюансы.
Борович выбросил измочаленную зубочистку и вернулся в машину, прикрыл за собой дверцу. Повернул панорамное зеркальце к себе, вгляделся в свое отражение, приоткрыл губы, разглядывая ровные белые зубы.
— Товарищ генерал, на козырьке есть зеркальце.
Начальник управления даже не глянул на водителя.
— Ты чем-то недоволен?
Оперативник отвернулся.
Джип «Чероки» подъехал на большой скорости и резко затормозил в десятке метров впереди «БМВ». По спине генерала прошла дрожь. «Сорвалось», — это первое, о чем подумал он. Машина показалась ему живой, запыхавшейся, пышущей возбужденным жаром из выхлопной трубы, загнанной от долгого преследования.
В любую секунду он готов был услышать рев полицейских машин, зажмуриться от ярких вспышек проблесковых маячков.
Однако Борович быстро сбросил оцепенение: оперативники в джипе не притащили бы за собой «хвост».
Помимо «дуболома» в джипе находились два опытных опера и бывших сотрудника МИДа.
«Она должна увидеть меня», — пронеслось в голове генерала. Вот сейчас все должно идти по плану. Он отдал команду водителю:
— Встань впереди джипа.
«БМВ» заурчала, как сытая пума, и, словно одним мягким и ленивым прыжком, оказалась впереди «индейца».