Приказано убить (сборник)
Шрифт:
При моем появлении он встал, улыбаясь проницательными серыми глазами. Мюррея еще не было.
– Мне подумалось, – объявила Лотти, – что Макс сумеет ответить на вопросы, касающиеся административной деятельности госпиталя. Если, конечно, они возникнут.
Лотти не любительница алкоголя, зато Макс оказался знатоком вин и был рад тому, что не останется с бокалом один на один. Он подошел к буфетному стеллажу, вытащил бутылку «Кос-д'Эстурнеля» урожая 1975 года и благоговейно наблюдал, как ее откупоривали. После этого Макс настроился на беседу. Мы не стали ужинать сразу же, я решила сначала выговориться.
– У меня есть досье Консуэло. Но если вы хотите, чтобы суд принял его для ознакомления, вам придется получить
Я вытащила две стопки бумаг, касавшихся лично Консуэло, и вручила их Лотти.
– Та, что напечатана на машинке, – пояснила я, – была заперта в офисе Хамфриса. Другая, от руки, – у Питера Бургойна в столе.
Водрузив пенсне, Лотти принялась за изучение документов, сначала отпечатанных, затем рукописных. Ее густые брови сдвинулись, резкие складки обозначились вокруг рта.
Я повертела свой бокал в руках и потянулась за бутылкой. Макс, державшийся немного напряженно, и слова не сказал, когда вино было разлито доверху.
– Кто этот доктор Эберкромби? – спросила Лотти.
– Не знаю. Его упоминает Питер в своей записке. Он пишет, что звонил ему.
Я вспомнила о проспектах, прихваченных мною в офисе, и выудила их из портфеля. В них мог находиться штатный список сотрудников госпиталя.
«Дружба» осуществит ваше всестороннее акушерское обслуживание» – провозглашал один из весьма живописных буклетов... Ого, сколько же денег в него вбухали?! Какие богатые краски, изысканные шрифты и яркие фото. Обширные газетные цитаты... На обложке цветущая дама баюкает новорожденного. Их лица излучают неизбывный восторг... На внутренних полосах можно было прочитать следующее: «Вы рождаете еще одну жизнь! Это самое важное событие Вашей жизни. Разрешите нам сделать все Так, чтобы это стало для Вас также наиболее радостным событием!..»
Я перелистала проспект. Чуть дальше значилось: «У большинства женщин роды проходят без каких-либо осложнений. Но если Вам требуется дополнительная помощь в предродовой или родовой период, наш опытнейший акушер, специалист в области патологии в любое время к Вашим услугам...»
В самом низу страницы сосредоточенный, уверенный в себе мужчина держал какую-то штуку, напоминавшую электрическое стимулирующее одеяло, в низу живота беременной женщины. Та взирала на него со всемерным доверием. Подпись к фото гласила: «Кейт Эберкромби, д. м., перинатоложист [25] , пато-логоспециалист, применяет ультразвук для лечения одной из пациенток».
25
Доктор медицины, акушер.
Я показала текст и фотографию Лотти:
– Не можешь перевести на человеческий язык?
Она ознакомилась с подписью под снимком:
– Он манипулирует звуковолнами, чтобы ребенок продолжал продвигаться вперед. Кроме того, этот прибор осуществляет контроль за нормальным сердцебиением. Можно определять вес и размеры ребенка. На поздних стадиях иногда определяется и пол... «Перинатоложист» – это акушер, специализирующийся на патологических аномалиях и осложнениях при беременностях. А уж если дитя появилось на свет и у него проблемы, прибегают к помощи неонатоложиста, специалиста-педиатра. Консуэло как раз нуждалась в перинатоложисте. Если бы он появился вовремя, то маленькой Виктории необходима была помощь неонатоложиста. Но, как видно, и его не оказалось...
Она сняла пенсне, положила рядом с проспектом и продолжала:
– Проблема Бургойна очевидна и красноречива. Вот почему он не хочет показывать мне свои записи. Но почему он их просто-напросто не выбросил? Ведь машинописный отчет носит пояснительный характер, но не указывает на явное небрежение при уходе за больной.
– Лотти, это тебе
– В машинописном тексте разъясняется, что Консуэло поступила незапланированно, ургентно, не будучи амбулаторной больной. У нее начались роды, она была в коматозном состоянии. Ей сделали массивную инъекцию глюкозы, чтобы восстановить уровень сахара в крови и поднять давление... Там же говорится, что применили ритодрин, дабы замедлить роды. Затем перед ними встала проблема: могли ли они вообще остановить роды, не подвергнув Консуэло риску летального исхода? И решили идти напролом – приняли ребенка. Но Консуэло все равно скончалась из-за серьезнейшего общего осложнения как беременности, так и родов... А Бургойн в своих записках в значительной степени рисует другую картину.
– Да, я вижу. – Левенталь оторвался от чтения записок Питера. – Бургойн детализирует всю ситуацию. Буквально расшифровывает.
Я чуть не заорала от нетерпения:
– Ну так расшифруйте и мне! Вместо этого Лотти спросила:
– В каком часу вы приехали в клинику?
– Ох, трудно вспомнить, уже ведь месяц прошел.
– Но ты же детектив, то есть хорошо натренированный наблюдатель. Думай. Думай.
Закрыв глаза, я вспомнила жаркий день, фабрику красителей...
– Так. Мы приехали на фабрику в час. Фабиано была назначена беседа на час. А примерно через пятнадцать минут у Консуэло начались схватки. Четверть часа отняла у меня беготня по фабрике: куда везти Консуэло? Еще четверть часа ушло на езду в госпиталь. Стало быть, приехали туда без пятнадцати два.
– Теперь посмотрите! Только в три они вспомнили о вызове Эберкромби, – сказал Макс. – Так что сидели добрый час сложа руки, ничего не предпринимая для спасения Консуэло.
– Ну да! Когда я препиралась с этой негодяйкой в приемном покое, они и не думали лечить Консуэло! – воскликнула я. – Черт бы меня побрал, мне бы скандал тогда следовало закатить. Представляете, держали ее на каталке, судили-рядили, заниматься ею или нет...
– Дело не столько в этом, – поправила меня Лотти, – а в том, что они утверждают, будто давали ей ритодрин. Модное нынче средство, и уж, конечно, Эберкромби его применил бы, если бы оказался на месте. Но Бургойн в своих записках отмечает, что сделал инъекцию сульфата магния. Это может вызвать понижение давления, паралич дыхательного центра и сердечную недостаточность. Что и произошло в случае с Консуэло... Питер пишет, что сердце перестало биться, они приняли ребенка и реанимировали Консуэло. Увы, она перенесла столько шоков, что ночью сердце снова остановилось, и ничего сделать они больше не смогли...
Ее брови сдвинулись:
– Когда Малькольм туда приехал, он сразу же понял, в чем проблема. Впрочем, возможно, он не сразу узнал, что ей не давали ритодрин...
Голос Лотти прерывался, когда она старалась воссоздать картину происшествия. Винные полки ресторана вдруг сдвинулись и стали валиться на меня, я уцепилась за край стола.
– Нет, – громко сказала я. – Это невозможно.
– В чем дело, Вик? – Острые глаза Макса не упускали ни одного моего движения.
– Малькольм! Не стали бы они убивать его только с той целью, чтобы заткнуть рот, не дать возможности обнародовать все, что он там узнал. Нет!
– Довольно! – властно потребовала Лотти. – Сейчас не время для словоблудия. Да, они, конечно, допустили весьма серьезную ошибку. Но – убить человека? Причем таким зверским способом?! Так или иначе, когда мы с ним говорили, он сказал, что в «Дружбе» употребили нужное лекарство. А может, он просто не знал. Или разузнал позже у медсестер. Возможно, именно это и хотел перепроверить, прежде чем изложить дело мне. Но вот что мне непонятно: где был этот Эберкромби? Бургойн пишет, что неоднократно звонил ему, но он так и не явился.