Приказано убить

Парецки Сара

Обрадованный возможностью как-то разрядить напряжение, Кэрролл стал возиться за моей спиной с электрическим чайником. Когда он протянул мне чашку, я спросила:

– Значит ли это, что вы нашли виновного в подделке акций?

Он покачал головой, в его светло-карих глазах была печаль.

– Нет. Однако отец Пелли убедил меня, что миссис Вигнелли не может быть замешана в этом деле. Мы ценим ее работу и знаем, как много она для нее значит, потому нам казалось ненужной жестокостью заставлять ее неизвестно сколько времени сидеть дома.

В разговор вмешался Пелли:

– К тому же мы не уверены, что дело вообще когда-нибудь

прояснится. ФБР, похоже, потеряло к нему интерес. Вам что-нибудь об этом известно? – Он вопросительно посмотрел на меня.

Я пожала плечами:

– Все свои новости я извлекаю из газет. Пока я не видела информации о том, что ФБР прекращает расследование. Что вам сказал Хэтфилд?

– Мистер Хэтфилд ничего нам не сообщил, – сказал Кэрролл. – Но после того как обнаружились настоящие акции, ФБР, похоже, потеряло интерес к расследованию.

– Возможно. Дерек был не слишком со мной разговорчив. – Я глотнула бледно-зеленого чая. Он согревал, единственное, что можно сказать в его пользу. – Но я приехала сюда по другому поводу. На прошлой неделе застрелили мою подругу. В субботу я узнала, что отец Пелли также был ее другом. Возможно, и вы знали ее – Агнес Пасиорек?

Кэрролл покачал головой:

– Конечно, мы все молились за нее всю неделю. Но Августин – единственный из нас, кто знал ее лично. Не думаю, что мы можем много рассказать вам о ней.

– Я пришла не из-за нее. Вернее, не только из-за нее. Ее застрелили, когда она собирала информацию для одного англичанина, которого я ей представила. Даже если бы мы не были друзьями, одно это заставило бы меня чувствовать себя ответственной за ее смерть. Я полагаю, она выяснила что-то, связанное с католической светской организацией «Корпус Кристи». Я хотела бы расспросить вас о ней.

Кэрролл мягко улыбнулся:

– Конечно, я слышал об этой организации. Но едва ли смогу удовлетворить ваше любопытство. Видите ли, даже если бы я был ее членом, то и тогда вряд ли бы мог вам что-либо сказать – они любят действовать втайне.

– А зачем тебе это знать, Виктория? – ядовито спросила Роза. – Чтобы бросить ком грязи в церковь?

– Роза, тот факт, что я не католичка, еще не означает, что я шныряю тут и устраиваю гонения на церковь.

Розина чашка с чаем соскользнула со стола на линолеум. Монастырская чашка была слишком толстой, чтобы разбиться, но чай расплескался по полу. Роза вскочила, не обращая внимания на то, что с ее платья льется чай.

– Шлюхино отродье! – закричала она по-итальянски. – Занимайся своим делом! Оставь в покое истинных католиков!

Кэрролл выглядел смущенным – то ли от внезапности этой вспышки, то ли оттого, что понимал по-итальянски, не могу сказать.

– Миссис Вигнелли, вы слишком перевозбуждены, – сказал он, взяв Розу за руку. – Видимо, причиной тому – это ужасное подозрение. Я позвоню вашему сыну и попрошу его заехать за вами.

Он попросил Яблонски принести несколько полотенец и усадил Розу в одно из кресел. Пелли присел на корточки радом с ней и, улыбнувшись, укоризненно произнес:

– Миссис Вигнелли, церковь уважает и поддерживает тех, кто поддерживает ее, но даже рвение может стать грехом, если оно используется не во благо. Даже если вы подозреваете вашу племянницу в том, что она издевается над вами и вашей верой, будьте к ней милосердны. Подставляя достаточно долго другую щеку, вы одержите над ней победу.

Тонкие губы Розы превратились

в невидимую линию.

– Вы правы, отец. Я сказала не подумав. Прости меня, Виктория. Я стара и придаю слишком большое значение мелочам.

От этого словоблудия меня чуть ли не стошнило. Я сардонически улыбнулась и заверила ее, что все в порядке.

Молодой монах вошел с кипой полотенец. Роза взяла их и нервными энергичными движениями вытерла платье, пол и стол.

– Вот так. А теперь, если позволите, я позвоню сыну. – Она слабо улыбнулась отцу Кэрроллу.

Пелли и Кэрролл проводили ее во внутренний кабинет. Я присела на один из складных стульев у стола. Яблонски разглядывал меня с живейшим любопытством.

– Вы имеете привычку бить свою тетю?

Я улыбнулась.

– Она стара. И потому придает слишком большое значение мелочам.

– С ней ужасно трудно, – внезайно проговорил он. – За те годы, что она у нас работает, мы потеряли множество служащих – никто не может удовлетворить ее. По какой-то причине она еще прислушивается к Гасу, он единственный, кто может ее урезонить. Она спорит даже с Бонифацием, а надо быть очень нетерпимым, чтобы не поладить с ним.

– Тогда зачем вы ее держите? И почему взяли обратно?

– Она – один из незаменимых поборников церкви. – Он поморщился. – Она знает наши книги, она много работает, она старательна и... мы ей очень мало платим. Нам не найти никого, столь самоотверженного и знающего, за те деньги, которые мы можем предложить.

Я усмехнулась про себя: так Розе и надо. После всех ее антифеминистских нападок она сама стала жертвой дискриминации.

Роза вышла вместе с Пелли, прямая, как всегда, и, подчеркнуто игнорируя меня, попрощалась с Яблонски. Она сказала, что собирается подождать Альберта в холле. Пелли – единственный человек, который может общаться с Розой, – заботливо взял ее под локоть и проводил к двери. Ну что за характер! На какой-то миг мне пришло в голову: интересно, как сложилась бы ее жизнь, если бы был жив дядя Карл?

Кэрролл вернулся через несколько минут. Он сел и некоторое время молча смотрел на меня. Я пожалела, что позволила Розе разозлить себя.

Но заговорил он не о моей тете.

– Вы не могли бы сказать мне, почему вас интересует «Корпус Кристи» и Агнес Пасиорек?

– Страховая компания «Аякс» находится в ряду крупнейших в стране фирм по страхованию имущества, – начала я, осторожно подбирая слова. – Один из ее служащих пришел ко мне пару недель назад, опасаясь, что в недалеком будущем кто-то тайно скупит большинство ее акций. Я поговорила об этом с Агнес – у нее, как у брокера, был доступ к биржевой информации. В ночь, когда ее убили, она позвонила этому служащему «Аякса» и сказала, что собирается встретиться с кем-то, кто может внести в это дело какую-то ясность. По крайней мере, тот человек был последним, кто видел ее в живых. А, так как он – или она – не объявился, не исключено, что это и есть убийца. («Теперь будь начеку», – остерегла я себя.) Единственная улика, которая у меня есть, – это кое-какие наброски Агнес. Судя по некоторым словам, делая их, она думала об «Аяксе». На этом листке бумаги нацарапано название – «Корпус Кристи». Это не то что какая-то определенная запись, а просто подсознательные мысли, которые иногда машинально фиксирует рука, когда о чем-то размышляешь. Мне надо с чего-то начать, и я решила: а почему бы не с этой записи?