Приказано убить
Шрифт:
– Спасибо, Мэгги, – еле слышно ответила я. – Ценю твою заботу. Правда. Я подумаю над этим.
Я разыскала телефон ресторана «Торфино». Когда я позвонила и попросила дона Паскуале, грубый голос на другом конце ответил, что никогда не слышал такого имени, и трубку бросили.
Я снова позвонила. Ответил тот же голос.
– Не кладите трубку, – сказала я. – Если вы когда-нибудь встретите дона Паскуале, я хотела бы кое-что ему передать.
– Да? – нехотя откликнулся голос.
– Это Ви. Ай. Варшавски. Я бы с удовольствием поговорила с ним. – Затем продиктовала по слогам свою
Теперь мой желудок разбушевался не на шутку. Я даже стала сомневаться, смогу ли управиться с Роджером или с обедом, а тем более с ними обоими. Чтобы расслабиться, я пошла в гостиную и начала играть гаммы на стареньком мамином пианино. Сделала глубокий вдох. Теперь гамма по нисходящей. Так. Потом запела. Я пела в течение сорока пяти минут, пела с таким яростным напором, что, когда остановилась, у меня зазвенело в ушах. Надо бы регулярно тренироваться. Не считая красных бокалов, мой голос – это единственное, что я унаследовала от Габриелы.
Мне стало лучше. Когда приехал Роджер с бутылкой шампанского и охапкой белых гвоздик, мне удалось радостно поздороваться с ним и ответить на его вежливый поцелуй. Он прошел за мной на кухню, где я завершала приготовление обеда. И для чего я только убиралась? Там царил такой беспорядок, что завтра утром снова придется приниматься за работу.
– Я потеряла тебя на похоронах Агнес, – сказала я ему. – Ты пропустил занимательную сцену с некоторыми ее родственниками.
– Вот и хорошо. Я не очень-то люблю сцены.
Я нарезала салат и вручила ему блюдо, затем достала из духовки жаркое. Мы прошли в столовую. Пока я накрывала на стол, Роджер открыл шампанское. Некоторое время мы ели молча, Роджер не отрывал взгляда от тарелки. Наконец я произнесла:
– Ты говорил, что хотел обсудить со мной кое-что, насколько я понимаю, не особенно приятное.
Он взглянул на меня:
– Я уже говорил, что не выношу сцен. Но боюсь, то, что я хочу обсудить, тоже закончится сценой.
Я поставила бокал.
– Надеюсь, ты не собираешься убеждать меня прекратить расследование? Это приведет к первоклассной драке.
– Нет. Хотя не могу сказать, что в восторге от этого. Но это твой путь, вот и все. Ты закрыла для меня эту тему. Я понимаю, что мы не так много времени вместе и потому у меня нет на тебя никаких прав, но, понимаешь, последние несколько дней ты чертовски холодна и недружелюбна. С тех пор как застрелили Агнес, ты ужасно ко мне переменилась.
– Понимаю... Похоже, я затронула очень влиятельных людей. Я боюсь, и мне это не нравится. Я не знаю, кому доверять, и это мешает мне быть открытой и дружелюбной, даже с близкими друзьями.
Его лицо сердито сморщилось:
– Что, черт возьми, я сделал такого, чтобы заслужить это?
Я пожала плечами:
– Ничего. Но я не очень хорошо тебя знаю, Роджер, и не знаю, с кем ты общаешься. Послушай. Я понимаю, что была раздражена, и не обижаюсь на тебя за то, что ты разозлился. Я влипла в историю, которая поначалу озадачила меня, опасной она мне не казалась. Это теткины проблемы с подложными акциями. Но потом кто-то попытался облить меня кислотой. – Роджер был поражен. – Да. Прямо на моей
Он провел рукой по волосам.
– Но, Вик, почему ты не сказала мне об этом раньше? Почему ты просто отдалилась от меня?
– Не знаю. Я так действую, и все, поэтому я частный детектив, а не коп и не федеральный агент.
– Ладно, но ты хоть можешь рассказать мне о кислоте?
– Ты был здесь, когда мне впервые угрожали по телефону. Ну а на прошлой неделе угрозу привели в исполнение. Я ожидала нападения и сломала парню челюсть, поэтому он попал кислотой мне на шею, а не на лицо. И все же это было... ужасно. Потом я слышала голос того типа, что говорил по телефону, на похоронах Агнес. Но разыскать мне его не удалось.
Я описала голос и спросила у Роджера, не встречал ли он кого-либо похожего.
– Понимаешь, у него голос человека, который вырос не в англоязычной среде и тщательно маскирует акцент. А возможно, у него есть определенные особенности речи – растягивание слов например – и он старается это скрыть.
Роджер покачал головой.
– Я плохо разбираюсь в американских акцентах... Но, Вик, почему ты не сказала мне это? Ты ведь не думаешь, что я замешан в эту историю, правда?
– Нет. Конечно, нет. Мне просто нужно самой попытаться решить свои проблемы. Я не хочу превращаться в паникершу, которая сразу несется к мужчине, если у нее что-то не клеится.
– А разве нельзя найти нечто среднее между этими двумя крайностями? Ну, например, рассказать кому-нибудь о своих бедах и в то же время решать все проблемы самостоятельно?
Я усмехнулась:
– Имеешь в виду себя, Роджер?
– А почему бы и нет?
– Я подумаю над твоим предложением.
Я выпила еще шампанского. Он спросил, предпринимаю ли я что-нибудь относительно «Аякса». Мне не хотелось распространяться насчет своего полночного приключения в «Тилфорд и Саттон» – такие истории очень быстро расходятся, – и я просто ответила, что немного покопалась в этом деле.
– Я наткнулась случайно на название одной холдинговой компании – «Вуд-Сейдж». Не думаю, что они связаны с твоей проблемой, но есть там кое-что странное. Ты не мог бы поговорить со своим специалистом и узнать, что он о них слышал? Или с кем-нибудь из своих служащих?
Роджер подался вперед.
– Вот это да! Мальчик на побегушках для Ви. Ай. Варшавски! Гангстеры в фильмах называют своих куколок «Молли». А как же ты назовешь меня?
Я рассмеялась:
– Не знаю. Могу экипировать тебя автоматом, тогда ты будешь действовать в лучших чикагских традициях.