Приказано убить
Шрифт:
Роджер покачал головой:
– Но она сказала мне, что останется, чтобы поговорить с кем-то об акциях «Аякса».
Бобби вздохнул с преувеличенным терпением.
– Об этом-то я и говорю. Ты ведь училась в колледже, Вики. Объясни ему, что такое логика и логическая связь одного с другим. Она поздно работала над проблемой «Аякса», и ее застрелили. Где связь?
– А... – вставил Ассуево. – Это та женщина-брокер, которую убили. Племянница мужа моей сестры – двоюродная сестра ее секретарши... Вы полагаете, что это как-то связано с пожаром,
Я пожала плечами.
– Расскажите мне что-нибудь о поджоге. Вы не узнаете, чей это почерк?
– Это могло быть сделано любым профессионалом. Быстро, чисто, минимум горючего, никаких отпечатков – их и не должно быть в середине января. Никаких улик. Это было организовано, мисс Варшавски. Организовано. Мы хотим знать, кто вам угрожает. Может, враги мисс Пасиорек?
Мэллори задумчиво посмотрел, на меня:
– Я знаю тебя, Вики. Ты достаточно самонадеянна, чтобы влезть в эту историю, не сказав мне ни слова. Что ты обнаружила?
– Это не самонадеянность, Бобби. Ты выдвинул несколько действительно отвратительных обвинений в то утро после смерти Агнес. Полагаю, я не обязана тебе ничем. Ни одним именем, ни одной версией.
Его круглое лицо покраснело.
– Не говорите со мной в таком тоне, юная леди. Если вы будете препятствовать полиции в выполнении ею служебного долга, вас могут арестовать. Так что лучше говори: что ты обнаружила?
– Ничего. Знаю только имена чикагских брокеров, продавших за последние шесть-семь недель большие партии акций «Аякса». Можете узнать их имена от мистера Ферранта. Это все, что мне известно.
Он сузил глаза:.
– Тебе знакома фирма «Тилфорд и Саттон»?
– Брокерская? Да, они есть в списке мистера Ферранта.
– Ты когда-нибудь была в их офисе?
– Мне нечего вкладывать в акции.
– А не ты ли была там две ночи назад, расследуя дело «Аякса»?
– Ночи? Брокеры работают днем. Даже я это знаю...
– Давай шути. Кто-то вломился в их офис. Я хочу знать, не ты ли.
– В списке мистера Ферранта было восемь или девять брокеров. Что, они все вломились туда?
Он грохнул кулаком по столу, сдерживая ругательства.
– Это была ты, ведь так?
– Почему я, Бобби? Ты же говоришь, там нечего расследовать. Так зачем мне взламывать офис и заниматься тем, чего не существует?
– Потому что ты упрямая, своевольная, избалованная девчонка. Я всегда говорил Тони и Габриеле, что им надо завести еще детей, – они ужасно тебя испортили.
– Теперь уже поздно сокрушаться об этом... Послушай, у меня была тяжелая ночь. Я хочу найти какое-нибудь местечко, чтобы отоспаться, а потом попытаться вернуть жизнь в привычную колею. Можно мне зайти в свою квартиру и посмотреть, не уцелело, ли там чего-нибудь?
Ассуево покачал головой:
– Нам еще многое нужно обсудить, мисс Варшавски. Я хочу знать, над чем вы работаете.
– О да, – вмешался Бобби, – Феррант начал спрашивать, не тот ли это человек, кто что-то бросил, но ты оборвала его. Так кто и что бросил?
– А,
– Вы их преследовали? – настойчиво допрашивал Ассуево. – Вы их как-то обидели?
– Об этом ты даже и не думай, – заметил Бобби. – Это не в ее правилах. Детей она не преследует. Она воображает себя паладином или одиноким странником. Она задела кого-то достаточно значительного, чтобы нанять профессионала, и теперь разыгрывает из себя героиню и пытается замолчать это дело. – Он посмотрел на меня, его серые глаза были серьезны, губы твердо сжаты. – Понимаешь, Тони Варшавски был одним из моих лучших друзей. Если что-то с тобой произойдет, его дух и дух Габриелы будут преследовать меня До конца моих дней. Но с тобой невозможно разговаривать. С тех пор, как умерла Габриела, на этой планете не осталось человека, который смог бы заставить тебя сделать то, чего ты не хочешь делать.
Я промолчала. Мне нечего было сказать.
– Пошли, Доминик. Хватит. Я установлю слежку за нашей Жанной д'Арк. Это единственное, что мы можем сейчас сделать.
После его ухода усталость снова нахлынула на меня. Я поняла, что если сейчас не уйду, то усну прямо на стуле. Все еще завернутая в одеяло, я заставила себя подняться на ноги, с благодарностью приняв от Роджера руку помощи. В коридоре ко мне подошел Ассуево:
– Мисс Варшавски, если вы знаете что-то об этом поджоге и не говорите нам, вы подлежите судебному преследованию.
Разговаривая, он тыкал мне в грудь пальцем. Я слишком устала, чтобы разозлиться. Я молча стояла, держа в руках бокалы и глядя, как он быстро топает по коридору, догоняя Бобби.
Роджер обнял меня:
– Ты вся вымоталась, старушка. Поедем со мной в Хэнкок, примешь горячую ванну.
Когда мы подошли к двери, он пошарил в карманах.
– Я оставил бумажник у тебй. Денег нет даже на такси. А у тебя?
Я покачала головой. Он побежал через парковочную стоянку к Ассуево и Бобби, которые садились в полицейскую машину. Я, шатаясь, брела за ним. Роджер попросил подбросить нас к моему дому, чтобы он мог поискать деньги. И, возможно, какую-нибудь одежду.
Путь до Холстед прошел в напряженной тишине. Когда мы добрались до обгоревших останков моего дома, Ассуево сказал:
– Хочу, чтобы вы поняли совершенно четко: находиться в этом здании небезопасно. Если с вами что-то приключится, пеняйте на себя.
– Спасибо, – устало ответила я, – мне известно: если что, ваши ребята всегда помогут.
Мы с Роджером пробирались мимо ледяных холмов, образовавшихся после тушения пожара. Это было похоже на ночной кошмар – все знакомо, но являет вид беспорядка. Парадная дверь, сломанная пожарниками, висела на петлях. По ступенькам, обледеневшим, почерневшим от копоти и заваленным кусками штукатурки, было невозможно идти.