Прикладное терраформирование
Шрифт:
Михась мужественно продолжал смотреть в иллюминатор, следуя традициям. Сейчас то, что иллюминатор был открыт, только помогало — позволяло отвлечься от экрана, показывающего предварительные данные спектрограмм.
Михась смотрел на астероид, в точку на нем, над которым застыло небольшое облачко пыли, туда, где проба продолжала бурение, уходя все ниже. Может, всего на метр, если порода окажется слишком неподатливой, а может и пробурит астероид насквозь. Такие курьезы тоже бывали, поэтому на последних пробах начали выставлять максимальную глубину бурения, приравнивая ее обычно
Хотя, до такой глубины пробы добирались не слишком часто.
Его застыла неглубоко — в метре, может в двух. Он давно уже навострился определять такие вещи даже по косвенным признакам. По тому, сколько породы выброшено назад, из шахты, по времени, проходящему от первого зуммера до второго, даже по внешнему виду астероида.
Этот точно был не ледяной. И порода явно не выглядела рыхлой, так что проба просто не смогла бы уйти глубоко.
Компьютер пискнул еще раз, вежливо уведомляя, что, несмотря на все приметы, Михасю все же придется посмотреть на результаты.
Но даже после этого машине не сразу удалось привлечь внимание хозяина. Потому что Михась, наконец-то, нашел свой зонд.
На любимца было жалко смотреть. От дорогущего аппарата остался лишь хлам — куча разбитых деталей, лежащих на поверхности, в тени, в небольшой впадине, лежащих так, что волей-неволей возникали мысли о намагниченности астероида. Но это было не так — иначе приборы давно бы это уже засекли. Значит — был намагничен только кусочек поверхности, какие-то вкрапления магнитов. И бедный зонд, раззява, пропустивший астероид, не успевший запустить маневр уклонения, не просто врезался в него, но еще и прилип, так и не выпустив праздничного конфетти.
Теперь у Михася точно были кое-какие счеты к этому камню. И лучше бы анализы показали что-нибудь стоящее, иначе он за себя не ручался.
Глава 4. Т: минус 34. 2032 н. э. Райдер
У шахтеров есть три Истории, которые они любят рассказывать друг другу, пусть все они знают их наизусть. Но история, рассказанная устно, всегда обрастает множеством подробностей, мелких ничего не значащих деталей, которые и создают суть Истории. Придают ей неповторимый вкус, который невозможно перепутать ни с чем.
Поспорьте с другом (если только ему наконец-то исполнилось двадцать один). Завяжите ему глаза, заткните нос, так, чтобы он ни за что не смог почувствовать ни малейшего запаха — это самое важное. И налейте ему несколько небольших рюмок разных сорокоградусных напитков. Дорого коньяку, простецкой водки, виски. Очень немногие смогут почувствовать разницу между пятизвездочным коньяком (ну или его ХО родичем из Франции, если вы расщедритесь проводить эксперименты на нем) и обычной водкой. Потому что большинство этих напитков отличает лишь запах. Нюансы. Детали, которые легко улавливает нос, но не может уловить нёбо.
Так же и с историями. Каждый рассказчик привносит в ту же самую историю что-то свое, что-то совершенно отличное от всех других. Поэтому такие истории можно слушать снова, и снова, и снова. Пусть те же герои, и те же события. Но привкус от каждого нового рассказа остается иной.
Михась
Никула рассказывал так:
“- И вот выплывает он из тренажера, знаешь. А у него еще близорукость небольшая, и чего там — не будешь же из-за этого по кораблю в очках шляться, чай не до понтов. Поэтому он подтягивается почти к самому монитору и видит там сплошной фарт на все тридцать шесть дюймов…”
В этот момент Никула обычно останавливался и ждал, не хочет ли его кто-нибудь поправить насчет параметров монитора. Обычно, таких глупцов он не дожидался.
” — Ну, а он же один. Так что он молчит. И правильно, чего кричать то, только за идиота примут…”
Тут Никула замолкал снова, ожидая, чтобы его поправили, подловили на логическом противоречии. Здесь ему иногда везло, бывало кто-нибудь из молодежи все-таки решался указать на то, что за идиота, вроде, тоже принимать некому, ведь Тарас, как только что было сказано, абсолютно один.
” — Ну да, один. А АI? Вот мой бортовой, я только голос повышу, так тут же пальцем у виска вертит. А может ведь и в контору с отчетом стукнуть. И спишут на берег — только поминай потом. Вот всегда вы так, молодежь, как подумать — так то не про вас, а как старшим перечить — так тут вы первые”.
Обычно этого хватало, и Никулу больше не перебивали, хотя дальше в его истории авторские домыслы громоздились один на другой.
” — Молчит, смотрит на монитор. Подплыл к нему совсем вплотную, каждый элемент, каждую долю процента проверил. И как убедился, так же молча, спокойно так, не торопясь, достает заветную бутылочку, наливает себе полный колпачок, как полагается, ну и до дна. Только с бортовым чокнулся, и до дна. Потом вторую, также молча, снова чокнулся, и снова до дна. А компьютер тоже молчит, даже не визжит насчет превышения норм — потому что понимает, фарт пришел”.
История была правдивой. От и до. По крайней мере, Тарас был, и астероид был. Насчет молчаливого AI и тихого пьянства с компьютером, а самое главное — полных колпачков в невесомости — кто ж теперь проверит.
Тарас был точно — все это знали, потому что он летал до сих пор. То ли надеясь на второй приз, но скорее всего, просто оказавшийся из тех, для кого важен сам поиск, а не находки.
Да и на астероид можно было даже посмотреть. Тридцать шесть тонн золота, смешанного с еще несколькими сотнями тон медного колчедана и пустой породы. Весь астероид тогда же на торгах выкупила Австралия. Выкупила с хорошим дисконтом, но не стала заморачиваться по поводу доставки их нового национального резерва на Землю. Астероид так и болтался в поясе, лишь окруженный системами наблюдения, уберегающими богатства южного материка от теоретических злоумышленников. Найти таких здесь было сложно, но и золото в таком удобном слитке попадалось нечасто.