Шрифт:
Пролог.
Краз лежал, глядя в потолок. Стоны вокруг не мешали ему думать. Они были таким же естественным фоном карантинной залы, как мольбы вопрошающих о своей судьбе и увещевания ухаживающих. Таких как Краз, смирившихся со своей судьбой, было немного.
В залу вошли жрецы храма земли, единственное горестное развлечение в их скорбной ситуации. Совсем недалеко от Краза стоял постамент, используемый как кровать, накрытый покрывалом. По идее, под покрывалом должно было находиться тело покойного, но Проклятье Камня и Пепла, было беспощадно. Сначала, оно покрывало пальцы рук и
Для Краза, самым страшным моментом стало принятие заболевания, лекарств к которому не было. Ни одно лечение, ни один эликсир, ни самое сильное благословление жрецов храма земли, не останавливало неизбежное. Медленно, но верно, тела совершенно здоровых цвергов каменели, а когда из них исходил последний вздох, осыпались кучкой пепла.
Жрецы принялись за работу. Они медленно сняли покрывало и бережно собрали всю пыль в огромную урну. Далее они прочитали пару молитв Матери-Земле и очистили постамент водой и огнем. После, жрецы взяли урну и понесли ее к выходу. Согласно распоряжению Адамитового Короля, весь прах должен быть сожжен в кузнечных печах. Это было против традиционных правил захоронения цвергов, но после того, как проклятье стало всеобъемлющем, никто не высказывался против.
Краз медленно повернул голову к выходу и увидел тех, кого был рад увидеть больше всего на свете: своих детей.
– Ольдра! Ульз! – Краз крикнул чуть громче обычного, к чему его соседи не были привычны, отчего они тоже повернулись к выходу.
– Отец! – Ольдра подняла руку и замахала вместе со своим братом.
Когда они только попытались войти в зал Краз резко дернулся и крикнул:
– Стой!
Он рефлекторно дернул плечом, поздно осознав, что сделал это зря: от дернувшегося плеча раздался хруст и каменная на вид рука пошла трещинами, а после, осыпалась на кровать пеплом. Теперь у Краза не было одной ноги по пояс, одной по колено и руки; вторая оставалось такой же каменной на вид.
Краз поднял глаза на своих детей и увидел в них боль, отчего ему самому стало не выносимо.
– Отец, – низким тяжелым голосом произнес Ульз. – Мы… прости, но мы… уйдем…
Краз не сразу понял, что тот имеет ввиду
– Вы отправитесь на поиски лекарства?
– Да, – подтвердила его догадку Ольдра. – Мы отправимся завтра. Ульз уже получил благословление в храме, а начальник стражи отпустил меня.
Ульз согласно кивнул. «Искатели», как их называли, отправлялись на поиски лекарств, целителей или заклинателей, что могли быть способны хоть как-нибудь помочь в борьбе с проклятьем. Их стали направлять в самые разные земли, с того момента, как стало понятно, что проклятье распространяется, словно пожар в шахте, наполненной газом, но до сего момента ни один из не смог вернуться с хорошими новостями.
Взгляды отца и детей были наполнены болью и страданием. Краз понимал, что видит их в последний раз, и что ему больше никогда сказать, как сильно он их любит и не прижать к своей груди. Глаза его детей выражали боль последней встречи и невозможность ничем помочь своему отцу. С уголка глаза Краза скатилась одинокая слеза, что упала на кровать, в пепел от только, что потерянной руки. Он, как отец, решился первым отвернуть
– Прощайте. Я горжусь вами.
Он видел перед собой лишь стену, что мутнела от накатывающих слез.
– Прощай, отец.
– Прощай.
Два столь знакомых голоса, рвали наполовину окаменевшее сердце, но Краз силой воли заставил себя не поворачиваться. Вслед за голосами, раздалась пара уходящих от залы неуверенных шагов.
Краз впервые за много лет, мысленно помолился Матери-Земле: пусть она сохранит их. И даже если весь народ цвергов вымрет, пусть они останутся целыми и невредимыми. Он же, просто верил в них. Верил, что у них получится найти лекарство; верил, что они смогут добиться успеха там, где никто не смог.
Глава 1.
Ульз шел по Либерталису с недовольным выражением лица, что не скрывала даже его кустистая борода. Недовольство вызывало множество факторов. Например, солнечная и жаркая погода. Цверги были пещерными жителями и, несмотря на то, что солнца они не боялись и быстро привыкали к нему, предпочитали чуть влажноватый воздух и тьму бесконечных коридоров своих городов.
Еще, его недовольство вызывали взгляды людей, мимо коих он проходил. Они с сестрой были уже достаточно далеко от своих земель, а в этих краях цверги встречались не часто, так что постоянные шушуканья и подозрительные взгляды, от которых не было спасения, сопровождали их постоянно.
Третьим, и самым главным пунктом, вызывающим у него раздражение, были людские традиции. Ну зачем, скажите пожалуйста, нужно выжидать несколько дней, чтобы назначить встречу, а после перенести ее еще на пару дней?! Нет чтобы сразу решить все вопросы и не тратить ни их, ни свое время.
Он подошел к гостинице, где они снимали комнату и поднялся по лестнице, лишь бросив короткий кивок администратору, что был возможно единственным человеком в городе, которому не было дело до того, что они были цвергами. У двери их комнаты он остановился и постучал условным стуком. Не то, чтобы это было нужным, но привычка, появившаяся после того, как их чуть не ограбили, в одном из западных полисов, уже въелась в разум.
– Входи!
Зычный голос его сестры раздался из-за двери и Ульз вошел. Она сидела за столом приводя в порядок свою амуницию: латный нагрудник, пару обычных наплечников и наручей и ее двухсторонний молот. Все остальные вещи были собраны и подготовлены к отъезду: если они получат отрицательный ответ, то больше в этом городе им будет делать нечего.
– Готов?
– Да. А ты?
– Тоже.
– Возьмешь с собой? – Ульз кивнул на двухсторонний молот.
– Нет, не стоит, – немного подумав ответила Ольдра. – Мы идем в магическую гильдию. Твои навыки геоманта будут полезнее моих воинских, братишка.
– Не называй меня так!
– А как еще мне тебя называть?! Я на пятнадцать лет тебя старше.
Ольдра поднялась со стула и возвысилась на Ульзом на целую голову и тому лишь пришлось признать ее правоту. Его бесила привычка сестры называть его «братишкой», но поделать он ничего не мог. Если бы она называла его так при посторонних, то Ульз бы воспротивился, но при общении между собой, это прощалось: он не хотел ссор, ведь кроме сестры у него больше никого не осталось.
– Нам не пора выдвигаться?