Приключение — что надо!
Шрифт:
Другая официантка принесла Уитчеру и Фелдспэну еще два «гибсона».
— Вам лучше? — спросила она.
— Нет еще, — ответил Фелдспэн.
— Странный у нас сегодня народец, — сказала одна официантка другой.
— М-м, — послышалось в ответ.
Затем первая официантка увидела, как Лемьюел тихонько помахивает рукой рядом с ухом, и двинулась в его сторону.
— Да, сэр?
— Я передумал, — сказал Лемьюел, — и выпью, пожалуй, еще неразбавленной водки. Нет, стойте! Лучше водки со льдом.
— Наверное, он подкупает официантку, —
— А зачем подкупать-то?
Фелдспэн подался вперед. Три «гибсона» на голодный желудок сделали свое дело.
— Чтобы она отравила нас, — прошептал он.
— Джерри, прошу тебя!
Валери покончила с креветками и читала книгу, промышленники обсуждали шины. Лемьюел нервно впился зубами в утку и принялся есть тонкие крылышки целиком.
— Он жрет кости, — сказал Фелдспэн.
— Перестань смотреть на него, Джерри.
— Он похож на Мейера Лански.
— Нет. Мейеру Лански сто лет.
— Но не всегда же ему было сто. Помнишь, в «Крестном отце»? Они выглядят почти как обычные люди, но у них мертвые глаза. Потому что души черные.
Вдруг Валери оторвалась от книги и покраснела. Она вспомнила, где видела Лемьюела.
Он бросил взгляд через плечо и увидел, что девушка смотрит прямо на него.
«Она узнала меня!» — подумал он, сгорбившись и закрывая лицо рукой и плечом. Он принялся неистово работать челюстями, чтобы побыстрее проглотить ужин и убраться вон.
— Он жрет, как животное, — сказал Фелдспэн.
— Джерри, пожалуйста, перестань разглядывать его и займись своими креветками.
«Может, она не уверена, что это я, — размышлял Лемьюел. — И если удастся убраться отсюда…» Он схватил жирными пальцами свой бокал и отхлебнул половину.
Воспоминания были мучительны. Валери в тот раз выпила лишку и оседлала своего любимого конька: древности. Разумеется, их сохранность — важная задача, но все же Валери принимала это слишком близко к сердцу и знала, что надоедает собеседникам, особенно на вечеринках. И тогда, в Нью-Йорке, этот человек ушел от нее. Бедняга! Вероятно, он решил, что она обвиняет его в краже древних сокровищ! «Ой, — подумала она, — только бы он меня не узнал!»
— Мисс, можно мне еще один «гибсон»? — спросил Фелдспэн у проходившей официантки.
— Разумеется, сэр.
— Джерри, ты с ума сошел?
Перед Валери поставили цыпленка. Она втянула голову в плечи и принялась за еду, надеясь, что мужчина напротив слишком занят своим журналом, чтобы узнать ее.
Лемьюел взмахнул салфеткой.
— Счет, пожалуйста.
— А десерт? У нас есть мороженое, творожники…
— Нет, спасибо, счет.
— Прекрасные тропические фрукты…
— Нет, счет.
— Кофе…
— Счет!
— Разумеется, сэр.
— Алан, дай мне ключ от номера.
— Зачем?
— Меня сейчас вырвет.
— Джерри, ты просто слишком все переживаешь.
Лемьюел смотрел, как один из торговцев наркотиками покидает ресторан. Второй остался на месте. «Это хитрость, — подумал
Официантка принесла Фелдспэну «гибсон» и посмотрела на пустой стул.
— Я же знаю, что эта штука не помогает, — заметила она.
— Ничего, оставьте, — ответил Уитчер. — Не пропадет.
— Ваш друг вернется?
— Не думаю.
Официантка взяла тарелку с креветками.
— Может быть, сложить их в пакетик?
— Господи, не надо.
«Нельзя возвращаться в номер, — думал Лемьюел. — По крайней мере, в одиночку. Надо сказать, что у меня барахлит кондиционер, и потребовать, чтобы коридорный пошел со мной. Если там никого, я просто запрусь до утра и не высуну носа из комнаты, пока Гэлуэй не придет за мной. А вообще зря я с ним связался».
Уитчер следил за шагавшим мимо Лемьюелом. Он заметил угрюмо стиснутые челюсти гангстера. Скорее всего, он что-то . заподозрил. Вероятно, и на другой стул пересел, давая им понять, чтобы они не лезли в его дела. Разумеется, они и не полезут. А завтра сядут на самолет и улетят отсюда.
Покидая зал, Лемьюел чувствовал спиной жгучий взгляд Уитчера.
Валери заказала на десерт тропические фрукты.
Уитчер знал, что Фелдспэн уже отрубился наверху, и неторопливо потягивал «гибсон». Наконец он попросил счет, расплатился и ушел.
— Благодарю вас, — сказала Валери официантке. — Обед был превосходный.
ВОСХОД СОЛНЦА
Солнце поднялось. Инносент Сент-Майкл вышел из дома в чем мать родила, улыбнулся, потянулся и плюхнулся в бассейн. Десять гребков под водой, передышка, еще десять гребков. Солнце все выше, небо из серого сделалось цвета слоновой кости, потом — бледно-голубым. Дом Сент-Майкла начал пробуждаться.
Это был большой дом. Трехэтажный, широкий, белокаменный, с колоннами. Он стоял на холме фасадом на север, отчего бассейн весь день был залит солнцем. В доме жили жена Инносента Франческа и четыре дочери — Элизабет, Маргарет, Кэтрин и Патриция, оголтелые феминистки, осуждавшие своего отца за все, что он делал и чего не делал. Что ж, он сам мечтал о респектабельности, а неприязнь детей, очевидно, и была той ценой, которую приходится платить.
Кроме них, в доме жили трое служанок. Одна из них вышла на улицу, положила возле бассейна чистое полотенце и халат и, сказав проплывающему мимо телу: «Доброе утро, сэр», вновь скрылась в доме.
Инносент с аппетитом поел под испепеляющими взглядами Маргарет и Патриции, затем надел белую сорочку с широким воротом и брюки, чмокнул маленькую толстуху Франческу, весело сказал что-то угрюмой Кэтрин и зашагал, насвистывая, к своей машине. Дом стоял на полпути между Бельмопаном на западе и Белиз-Сити на востоке. Сегодня утром Инносент свернул на восток.