Приключения 1964

Смирнов Виктор Васильевич

Они миновали Западную вершину, а на подступах к Главной их застала темнота. Палатку поставить оказалось негде. Идти в темноте было опасно, да и не хватило бы сил.

У напарника Синицына — Ванина разыгралась горная болезнь. Началась рвота. Спустись они метров на триста вниз — всё бы прошло само собой. Но гребень по обе стороны обрывался отвесно.

Нашли крохотную площадку, на которой с трудом уместились вшестером. Вбили крюки и привязали себя к ним веревками.

Мурат дал Ванину таблетки брома с кофеином:

— Не глотай — жуй. Быстрее помогут.

Ванин

стал грызть горькие и солоноватые таблетки с равнодушным видом. Часа через два ему стало легче. Он прислонился головой к камню и хотел уснуть.

— Не надо спать, — сказал Мурат. Он хотел добавить: «А то без наманикюренных пальцев останешься», но не произнес этих слов, хотя ему очень хотелось. Он подумал, что сказал бы их, пожалуй, даже сегодня утром.

Мухин начал рассказывать приключение из собственной жизни. Сеня старательно смеялся сам. И другие смеялись впопад и невпопад, хотя не видели ничего смешного в том, что в детстве, вылезая из чужого сада, Сеня застрял в заборной дыре и сзади его штаны рвала собака, а перед его лицом стоял хозяин сада и читал нотацию.

Потом стал говорить Синицын:

— Помню, пять лет назад…

Где-то внизу с пушечным громом ударила лавина. Вздрогнула вершина горы. Громовой раскат на минуту заглушил вой ветра.

Мурат придвинулся к Генералу, чтобы лучше расслышать его негромкий голос.

— При подъеме на Шхельду на меня вдруг страх напал…

— Страх? — перебил Мурат.

— Врать не стану даже во спасение. Держусь я за выступ, а нога…

«Неужели это правда? — думал Мурат. — Наверное, каждый человек хоть раз в жизни должен преодолеть психологическую стену внутри себя. Это делает его сильным».

А скалы стонали под ветром.

Семен Пасько

Обыкновенное дело

1

Своеобразна и коварна река Камчатка. Смотришь: над головой чистое синее небо, яркое жаркое солнце, а река вдруг возьмет да и взбунтуется — выйдет из берегов, мутными бешеными потоками зальет густые прибрежные заросли ветел и тальников, хлынет на луга, на каменные россыпи, подопрет воды собственных притоков, и те, словно растерявшись, начинают течь вспять. Широкая, с высокими гривами пены на крутогорбых седых волнах, Камчатка в такую пору страшна, и не приведи бог, если человека, слабо умеющего управлять лодкой, разлив застигнет где-нибудь далеко от жилья.

Однажды мне довелось подниматься вверх по Камчатке в ту самую пору, когда она была олицетворением ярости и злости.

Вот как это произошло. В первых числах июня, часа в четыре утра, меня разбудил резкий стук в окно. Я оторвал голову от подушки, спросил:

— Кто там? Что нужно?

— Это я… посыльный. Тебя вызывает директор… На совещание.

За два года работы в леспромхозе я не помнил случая, чтобы директор, Сергей Корнеевич Гришин, вызывал кого-нибудь

к себе по пустякам. Видимо, случилось что-то из ряда вон выходящее.

На пороге конторы меня встретил делопроизводитель. Он был встревожен.

— Наконец-то! — обрадовался он. — Идите прямо к нему.

— Ага, вот и он, — завидев меня, сказал Сергей Корнеевич. — Теперь все в сборе, можно и начинать.

Я бросил взгляд по сторонам и, право же, был сильно озадачен: очень разная публика собралась в кабинете — рыбаки, мотористы, охотники, монтеры, трактористы, электрик, механик автобазы Щукин, заведующий продовольственными складами Храмцов.

Гришин достал из ящика стола бумажку, положил её перед собой, разгладил, хотя она и не была мятой, задумчиво посмотрел в окно, сказал:

— В два часа ночи я получил срочную телеграмму из Усть-Камчатска… Дело такое, что нельзя терять ни одной минуты. Вот содержание этой депеши: «Сегодня четвертого июля устье Камчатки вошел первый косяк горбуши и красной рыбы тчк Аэроразведкой океане обнаружены новые скопления тчк Надо полагать это является началом необыкновенно раннего хода лосося тчк Примите меры активному лову тчк Тарасов».

В кабинете воцарилась тишина. Стало слышно, как в другой комнате из краника бачка с кипяченой водой попадали в тазик редкие капли: цок, цок, цок!

Обычно массовый ход лосося на нерест начинался во второй половине июля, точнее между двадцать четвертым и двадцать шестым числами, а тут вдруг — четвертого!

От Усть-Камчатска до нашего села — двести пятьдесят километров. Это расстояние рыба пройдет самое долгое за шестьдесят-семьдесят часов. А у нас моторы разобраны, сети не подготовлены, на верхних тонях ещё нет навесов для юколы, не завезена туда и соль. Так недолго и прозевать ход лосося, остаться без рыбы. А это уже несчастье. Рыба — главный продукт питания населения, корм для собак, без которых зимой никуда не двинешься.

— Вместо трех недель, на которые мы рассчитывали, у нас теперь всего два-три дня, — сказал Сергей Корнеевич и каждому нашел срочное задание. Подошла и моя очередь.

— Ну, а ты, — сказал Гришин, — будешь ответственным за организацию лова на всех трех верхних тонях.

— Согласен, — сказал я. — Но как попасть туда, на эти самые тони?… На бату не могу, никогда в жизни не плавал на нем, а если лодкой — без рулевого не обойтись.

— Во-первых, лодку не получишь, рулевого тоже. Лодки нужно конопатить, смолить. И каждый человек на счету. Во-вторых, даю тебе час времени. Ступай на реку и осваивай бат.

Легко сказать «осваивай бат». Ведь бат — это чистая душегубка. Выдолбленный из толстого ствола тополя, совершенно круглый, бат очень неустойчив. Не то чтобы управлять, а просто сидеть в нём и то нужно завидное умение. Стоит неосторожно пошевелиться, чуть сместить центр тяжести — бат, словно бочка или прямоствольное, очищенное от коры и сучьев бревно, сразу же перевернется брюхом вверх. Поднимаясь по реке, эту посудину нужно строго держать против течения. Подставите скулу бата встречной струе, он тотчас развернется кормой туда, куда вы плыли.