Приключения 1969

Коллектив авторов

В Софии арестовали членов ЦК Болгарской компартии. Председатель суда полковник Младенов доложил, что он намерен вынести смертные приговоры четырнадцати коммунистам.

Без министра тут решить ничего было нельзя: Михов лично заинтересовался процессом над членами Центрального Комитета.

— Младенов чересчур усердствует, — сказал Никифоров министру. — Такая массовая казнь лишь усилит ярость в народе.

— Хорошо. Сокращаю список наполовину.

Семь членов ЦК спасены. Но остальные... Теперь нужно было оттянуть как можно больше времени. Никифоров спрятал

дела в сейф. На настойчивые звонки Младенова отвечал, что министр еще не принял окончательного решения. На что он рассчитывал?..

Об этой его деятельности не знали ни в Центре, ни даже Александр Пеев. Конечно, Никифоров рисковал. Но он не мог иначе...

И вот теперь его срочно вызвали в министерство. Зачем? Потребовать отчета, почему не вынесены приговоры? Пришли новые дела? Или?..

«Мерседес» остановился у подъезда министерства. Шофер распахнул дверцу. Солдат у входа взял на караул. Адъютант в вестибюле подхватил плащ.

В коридорах в этот поздний час было пусто и тихо. Только охрана и дежурные офицеры.

Никифоров неторопливо, чувствуя одышку, поднялся на второй этаж. Вот и кабинет Михова.

Он распахнул дверь. В кабинете — министр, генерал Стоянов и полковник Недев.

— Заждались, — мрачно проговорил Михов, поднимаясь из-за стола.

А Кочо Стоянов артистическим жестом вскинул руку:

— Разрешите представить, господа! — он показал на Никифорова. — Товарищ Журин!..

9. ПОБЕГ

Радист Емил Попов поправлялся медленно, тяжело. У койки в тюремном лазарета круглосуточно дежурили надзиратели.

Едва он оказался в силах встать на ноги, его повели на допрос.

— Никого, кроме Пеева, не знаю... О чем говорилось в радиограммах, не знаю... Шифра не знаю... Я только передавал... Согласился за деньги, потому что был безработным, тяжело болел, семья умирала с голоду...

Капитан, следователь по делу группы Пеева, не очень настаивал на выяснении истины: то ли он опасался, что этот еле живой, сжигаемый туберкулезом и израненный арестант не выдержит пыток, то ли ответы Попова потеряли для него ценность — к тому времени шифр был разгадан, радиограммы дешифрованы и большинство разведчиков арестованы. Он хотел использовать радиста для других целей.

Емила привезли на тихую улицу недалеко от центра города. Серое многоэтажное здание. Охрана у подъезда и ворот. Этаж. Еще этаж... Подниматься по лестнице Попову было тяжело. Останавливался, судорожно переводил дыхание. В комнате под самой крышей — рации, панели приборов. Понял: станция перехвата.

— Приготовься. Через полчаса будешь передавать в эфир.

Перед ним положили лист с пятизначными группами цифр. Назвали позывные, какими он должен был послать сигнал. Емил понял: это его станция. Он превосходно знал свой шифр. Пробежав глазами по столбцам цифр на листке, прочитал фальшивое донесение... Ясно. Его хотят использовать в «радиоигре» —

с его помощью выведать у Центра какие-то важные сведения о других подпольщиках в Софии, а заодно и ввести в заблуждение советское командование.

Емил, замедляя движения, будто бы собрав все силы, опробовал станцию. Когда подошло назначенное время — обычное его расписание, — начал с паузами отстукивать ключом:

— ВМП... ВМП...

Радиостанция Центра отзывается немедленно. Наверно, все эти дни операторы дежурили, прослушивали волну, беспокоились, почему молчит София.

Рядом с Емилом сидит военный радист-контрразведчик. Он тоже в наушниках. Внимательно слушает, не спускает глаз с ключа. Мгновенно готов прервать передачу.

— ВМП... ВМП...

Попов начинает отстукивать цифры. Ключ работает неровно, с паузами — ослабла рука, темно в глазах. Может быть, там обратят внимание на изменившийся «почерк» корреспондента?..

А тем временем на память, из цифр кода, Попов составляет свой текст. Повторяет его про себя, по какому-то третьему каналу памяти.

Ключ срывается. Зажатый в ладони, начинает стремительно стучать, будто радиста сотрясла лихорадка. Контрразведчик не может поспеть за этим залпом. Рванулся к Попову. Но тот уже как бы пришел в себя — и снова передает группы цифр, выведенные на листке.

Кажется, контрразведчик ничего не понял. Но там-то, в Москве, должны понять: «Сообщает «Пар». Радиостанция обнаружена. Александр Пеев и я арестованы. Передач больше не будет...» И снова: «Сообщает «Пар», «Пар»...»

Передачи были и потом, по прежней программе — через день, в 22.30, — враги хорошо изучили режим работы их станции. Тогда, в первое мгновение, увидев, куда его привели, Емил решил: «Сообщу о провале — и все, пусть хоть живьем жгут!..» Но передумал: «Теперь в Центре знают цену моим донесениям. Уж там-то сообразят, что отвечать на них...»

Не только поэтому он изменил решение. Еще готовясь к первому сеансу, он выглянул в окно. Оно выходило прямо на крышу соседнего дома. Крыша — вся в чердачных окнах. А за ней впритык еще и еще крыши... В нем затеплилась надежда.

Вечера душные, от раскаленного железа крыши струится жар. Поэтому окно радиорубки распахнуто. Кроме Емила в комнате — два-три человека.

Во время следующих радиосеансов, когда его вновь привозили из тюрьмы, Емил ненадолго подходил к окну — покурить, подышать. В камере старался меньше двигаться, накапливал силы, так неохотно возвращающиеся к нему. Выменял у надзирателя на пиджак кусок хлеба...

Очередной сеанс — как раз 1 Мая. Ну что ж...

Попов привычно подошел к окну, не торопясь достал сигарету. За окном — вечерняя темень, светящаяся дымка от фонарей и окон. Внизу, в ущелье меж домами, — редкие шаги. Прохожих уже мало. Наверно, часовые. Скосил глаза в комнату. Один из военных операторов вышел в коридор. Другой склонился над аппаратом. Только приставленный к Попову контрразведчик не отводит от него взгляда.

— Христо, что тут, погляди! — зовет контрразведчика оператор, занятый настройкой рации.