Приключения 1974
Шрифт:
Опять потянулась муторная процедура подсчета. Оставалось еще три мешка.
— Не будет в них девятисот тысяч, — буркнул мне на ухо Хоменко.
Я ничего не ответил, только глубже втянул в плечи нестерпимо болевшую голову и с ненавистью глядел на медлительную счетчицу, возившуюся с очередным мешком. Но вот сургучные печати на нем были сломаны, бечевка разрезана, и на стол посыпались пачки денег. С отчаянием заскрипел зубами Хоменко, глядя на желтые да зеленые рублевые и трехрублевые пачки.
Я
— Пойду покурю, — сказал я Хоменко и пошел на крыльцо. Тотчас вслед за мной поднялся и тот старший лейтенант, что неотступно находился в кабинете управляющего. «Караулят, чтоб не сбежал», — подумал я с горечью.
Солнце припекало совсем по-весеннему. Капало с крыш. Время от времени раздавался стеклянный звон упавшей сосульки, азартно чирикали воробьи. Мальчишки играли в войну, и их крики напоминали гомон воробьев.
«Что значит ребятня, — подумал я, — играют и горюшка не знают. А тут война, отступление, беда с семьей и в довершение всего еще эта история с деньгами. Конечно, я постараюсь доказать... Должны же мне поверить. Но Хоменко нужно все же убираться отсюда, пока есть возможность».
С этими мыслями я решительным шагом направился к двери, как вдруг кто-то с улицы крикнул:
— Ваня! Ваня! Иван Васильевич!
Я оглянулся и буквально, как говорится, обомлел. Плача от радости, протягивая ко мне руки, бежала через дорогу моя жена. Я хотел крикнуть, назвать ее имя, но не мог. От боли в затылке потемнело в глазах. Я бы, пожалуй, свалился, если бы меня не подхватил тот самый следивший за мной старший лейтенант.
— Спасибо! — сказал я ему сердито. — Но дайте хоть с женой поговорить.
Обнялись мы с Маней крепко-накрепко, ведь не надеялись, что так скоро встретимся. Потом сели тут же на ступеньках, глядя друг на дружку не отрываясь. Она рассказала, что ей давно удалось уехать сюда. Она хотела в Свердловск, но тетка уговорила остаться пока здесь. Все вещи и хозяйство пришлось бросить. Но это казалось теперь совершенным пустяком. Главное — все были живы.
— Идем скорее! — торопила жена. — Ведь Наташка ждет.
— Хорошо, хорошо, — машинально шептал я, поднимаясь. — Только у меня здесь еще не все закончено...
Тут я взглянул на старшего лейтенанта, наблюдавшего сцену нашей встречи, и опять вся тяжесть отчаянья легла на меня каменной глыбой. Я даже сгорбился под ее гнетом.
— Не бойтесь, не сбегу! — сказал я ему, проходя мимо.
— А я и не боюсь, — возразил он с удивлением.. — С чего вы взяли?
Говорить с ним не хотелось. Я направился к двери, но навстречу мне вылетел Хоменко.
— Сотенные! — заорал он
Девушка-кассир, видимо болевшая за нас душой, встретила меня с улыбкой.
— Остается только полтораста. В последнем мешке, вероятно, будет не меньше.
Наконец подсчет был закончен.
— Два миллиона шестьсот восемьдесят тысяч семнадцать рублей пятнадцать копеек! — провозгласил подошедший к этому времени управляющий.
— Сколько же недостает? — спросил я хрипло.
— Двести восемьдесят восемь рублей сорок пять копеек.
— Хо, хо! — воскликнул радостно Хоменко. — Это примерно на полтора литра водки по базарным ценам. Такую цифру еще можно выдержать.
— Не беспокойтесь! — обратился ко мне управляющий, демонстративно не слушая Хоменко. — На утрату разменной монеты можно составить акт. Ведь у вас же есть свидетели.
— Это потом! — махнул я рукой, встал и пошел искать жену, которая дожидалась меня на крыльце, но в дверях дорогу мне загородил старший лейтенант.
— Ну как? — спросил он с живым интересом.
— Можете не беспокоиться, — сухо ответил я.
— Ошибаетесь, — возразил он невесело. — Как раз теперь-то и настала моя очередь беспокоиться. Ведь я тоже, как и вы, деньги привез. Приказали доставить в банк, а я их сам не считал, не до того было, вот и потрухиваю.
Николай ВОЛКОВ
Желтоглазый волчина
День был воскресный, и многие из курортников уехали на теплоходе «Россия» в Сухуми. Оставшиеся, всего человек десять-двенадцать, сидели на веранде и явно скучали.
— Что это у вас за орден? — спросил я лежавшего с книгой в шезлонге пожилого добродушного бородача, показывая на глубокий коричневый шрам на его широкой груди. — В каком бою вы его заслужили?
— К сожалению, не в бою, — ответил бородач, приветливо улыбнувшись. — Как раз из-за этого «ордена» мне и не пришлось побывать на войне.
Завсегдатаи нашей веранды, привыкшие получать каждый день порцию чрезвычайных происшествий, почуяв, что пахнет новым рассказом, стали перебираться поближе.
— Может, расскажете? — спросил один, наиболее нетерпеливый.
— Отчего не рассказать, — согласился бородач, откладывая книгу. — Только не знаю, интересно ли вам будет.
Он немного помолчал, глядя в подернутую легким маревом голубую даль, словно заглядывая в свое прошлое, потом устроился поудобнее и вздохнул.
— Начало войны застало меня в глухом сибирском таежном селе. Работал я тогда директором леспромхоза. Коренной сибиряк, выросший в лесу, я любил тайгу, рыбалку, охоту, и работа в леспромхозе была как раз по мне.