Приключения 1977
Шрифт:
— А я смотрю, вы энергичный человек, — сказал он, а про себя подумал: он и в таком деле выгоду нашел.
— Я понимаю вашу иронию. Она после моих заявлений в инстанции? — язвительно спросил тот. — Не обижайтесь. Как говорится, под лежачий камень вода не течет. — И, не скрывая усмешки, спросил: — Вы считаете, что жаловаться безнравственно? Или лучше не писать, потому что жалобы не тульские пряники и они кое-кому не приносят спокойного сна?
— Зачем же так? Вы неверно ставите вопрос. Заявления и жалобы, когда они справедливы, всегда полезны. Но ваши лишь отвлекали нас от работы.
— Что же вас смущает?
— Меня ничего не смущает. Давайте поговорим о деле. Я думаю о том, что объективности ради есть смысл допросить вашу жену.
— Вы не имеете права обвинять меня в необъективности, — прервал его Белкин.
— Перебиваете и не дослушиваете до конца. Похищенное — в основном женские вещи и украшения. Ваша жена лучше знает цену и приметы каждой из них. Это во-первых. А во-вторых, допрос жены необходим и потому, что нам нужно установить всех лиц, которые имеют доступ в ваш дом. Ведь кража-то совершена без взлома дверей и подбора ключей к замкам. Это установлено экспертизой. Да и вы сами знаете это не хуже нас.
Толстое лицо Белкина вытянулось. Глаза смотрели ошалело.
— Вы не имеете права подозревать в преступлении моих друзей и близких! — почти прокричал он, придя в себя. — Эти люди вне подозрений. Я буду жаловаться…
— Я же не сказал, что мы подозреваем их. Но выяснить все обстоятельства не только наше право, но и обязанность.
— Кажется, вы убедили меня. Я не возражаю против допроса жены. Правда, она сейчас на отдыхе в Паланге. Гипертония. Сердце. Нервы. Сами понимаете — модные болезни времени, — он вдруг улыбнулся и почти просительно сказал: — Я заберу свое заявление?
— Раз принесли, пусть останется. Думаю, что пригодится для дела.
…Эту встречу с Белкиным и вспоминал сейчас Данков.
Он встал с дивана и прошелся по кабинету.
— Послушайте, Вера Евгеньевна, давайте только без сцен. Расскажите, как вы попали к Белкину?
Она медленно подняла голову и решительно взглянула на Данкова. В ее глазах уже не было злобы. Рука опять потянулась за сигаретой.
— Если рассказывать, то всей жизни не хватит, — губы у нее задрожали. — Подло все это. Расплачиваюсь теперь. Как попала… Я давно живу без предрассудков. Если в гости зовут — отказываться грех. В общем, по нашей воровской пословице: носим поношенное, любим брошенных… Ладно, Николай Иванович, оформляйте протокол.
— С протоколом успеется. Вы нам по-человечески расскажите.
— Когда приперли, я всегда по-человечески. Только Слон здесь ни при чем. Его не впутывайте. Вещи я дала ему. Для продажи. О деле он ничего не знает. Ну а о краже… Может быть, и не совершила бы я ее. Да разозлилась на этого вашего Белкина. Сам коньяк и вино французское, «бужелен» какой-то, пить начал, а мне все водку и рислингу дешевенького. Ну и завелась я, конечно. Сразу решила: так не уйду. Когда этот жлоб уснул, я ночью собрала побрякушки и спрятала их в лифте через люк, который в потолке кабины. Наверх положила.
— И он не заметил кражи?
— Вместе мы утром вышли. Чтоб не догадался, попросила подать мне в ванную губную помаду из сумочки и все такое прочее. Когда провожал —
Коротко и без особых подробностей она рассказывала о краже.
— Если бы не Настька, не созналась бы. Не было у меня в жизни счастья, — задрожавшим голосом тихо проговорила она. — Какое может быть счастье у воровки? Ворованное!.. — И заплакала.
Данков взглянул на часы, вздохнул:
— Мы еще поговорим, Вера, — и пошел к себе.
В кабинет первым вошел светловолосый, небольшого роста парень в синей клетчатой фланелевой рубашке.
— Я к вам по очень важному делу, товарищ начальник. Я Арбенин, вы уж, наверное, слышали обо мне.
— Фамилия мне известна с детства. Но о вас лично не слышал ничего.
Парень, явно волнуясь, неловко пристроился на стуле.
— Я понимаю, что вы шутите над моей фамилией. Но меня эти шутки до хорошего не доведут, — в тон ответил парень и улыбнулся. — Мне сказали, что материал на меня уже направили к вам в милицию.
— Какой материал, кто сказал?
— В медвытрезвителе. Я попал туда случайно. Это честно.
— В честности не сомневаюсь, но таких случайностей не бывает.
— Бывают, товарищ начальник. Я вот тут все написал, прочитайте, пожалуйста, — парень протянул сложенные вчетверо листки бумаги.
Данков читать не стал и отложил листки в сторону.
— Вы лучше расскажите, в чем ваша просьба. Всего на бумаге не изложишь. Так что давайте просто и неофициально.
— Как бы вам сказать. Здесь вроде бы все просто и непросто. В общем, в воскресенье я побывал в медицинском вытрезвителе. За сервис, — Арбенин горестно усмехнулся, — как полагается, рассчитался полностью. Сразу же, на следующий день. Теперь боюсь одного — говорят, на работу письмо писать будут. А это для всей нашей лаборатории позор. Василия Даниловича, шефа моего, жалко. Из-за меня, дурака, головомойку страшную устроят. У нас насчет этого пьянства в институте обстановка беспощадная.
— Скажите, Арбенин, вы что, только о своем шефе и о головомойке беспокоитесь? А о себе беспокойства нет?
— О себе нет. Что заслужил, то и получу.
— Я не об этой получке… Я о том, почему пьете до потери сознания.
— Какой из меня питок? У меня к водке отвращение. Перед ребятами неудобно было. На новоселье собрались. А тут еще и шампанского целый фужер. Ну и развезло, конечно.
— Развезло, говорите? Хороши друзья у вас, Арбенин. В таком состоянии из дома выставили…
— Да нет, товарищ майор, ребята у нас на работе отличные. На машинах по домам разъехались.
— А вас оставили?
— Тоже на машине ехал. Только приехал не туда, куда надо. Таксист стервец попался…
— Это как понимать? Сами пили без меры, а таксист виноват?
— В какой-то мере да! Когда подвез к дому, стал деньги требовать. За весь рейс от Черемушек до площади Восстания. Сукин сын! Он же с ребят получил полностью. За трояк опозорил. Я, конечно, платить во второй раз отказался. А он меня прямо в милицию. Ну а там выпивший всегда виноват. И слушать не хотели. Вот и попал в вытрезвитель.