Приключения 1977
Шрифт:
— А он?
— А что можно, говорит, одним сделать?
— «А если не одни?» — говорю. Задумался. Потом спрашивает: «А много наберется?» — «Да есть», — говорю. Вот весь разговор.
— Так почему же тебя не взяли?
Уюк задумался.
— Возьмут, допустим. А я отопрусь, значит, со мной и концы в воду. Вот и оставили…
Помолчал.
— А ведь представь себе, достаточно узнать, с кем я встречаюсь, и многое понять можно.
Сел на люк элеватора, снова задумался.
— А знаешь, он все это время с меня просто глаз не спускал. Где я, там и он… — Значит,
— Кажется, уже опоздали. Раз Жежора говорит о группе… Но все равно надо. Только посоветуюсь. Человек же!
Посоветовались. И начали о Растрепине недоброе вспоминать: то слишком уж к матросским разговорам на баке и в гальюнах прислушивался, то о чем-то долго с боцманом Шоплей шептался, а то видели, как он из каюты «немецкого журавля» — так матросы прозвали уполномоченного контрразведки штабс-капитана Эрнста Карловича Циглера фон Шаффгаузена-Шенберга-Эк-Шауфуса — выходил. Сопоставили все факты — он, больше некому. А раз так, то и двух мнений не было.
— Вам, товарищи, это нужно выполнить. Всегда с ним вместе, легче подстеречь.
Федор и Уюк молча взглянули друг на друга. Николай вытащил две спички, у одной отломал кончик, зажал их между пальцами:
— Тяни! Короткая…
Федор вытащил короткую.
— Когда?
— Как только представится возможность… Но ждать нельзя, тут уж действительно промедление смерти подобно…
А события развивались стремительно. В обед кондуктор строевой команды Олейников со своими подчиненными провел обыск в кубрике кочегаров. У Николая Уюка пропала листовка, засунутая за прибор, да и сам он чувствовал, что все время находится под наблюдением. И в довершение ко всему минер сообщил, что он, проходя по коридору мимо каюты «немецкого журавля», видел там в приоткрывшуюся дверь Жежору и Растрепина и что будто бы «журавль» спросил наводчика: «А с кем он еще встречается?» Ответ услышать не удалось, потому что дверь захлопнулась.
Тут уж все поняли, что вокруг Николая кольцо сжимается.
— Бежать тебе надо с корабля, — сказал Савва.
— Это чтобы моряк да показал, что он кого-то испугался?!
— Балда! — кратко бросил Савва.
— Самая настоящая, — подтвердил Федор. — Не страшно погибнуть, если своей гибелью пользу мировой революции принесешь. А что толку бесцельно жизнь отдать?
— А может, мы сами себя пугаем?
— Савва, выглянь-ка!
Тот подошел к двери.
— Стоят. Жежора, а рядом Олейников. В караульной форме, с наганом.
— Да…
— И не тяни, сегодня же ночью.
— А как?
— Обычно: с борта — по якорь-цепи, а там вплавь до берега. За ночь доберешься до Микензевых гор, потом по Бельбеку в горы. Сейчас в горах не пропадешь, кругом фруктов много, да и на партизан обязательно наткнешься.
— Что ж, если ничего другого… Но пока я с этой гнидой… Федя, беру его на себя, только ты отвлеки.
— Сделаю.
— А связь с людьми — через кочегара Костю Лысенко.
— Не знаю такого.
— Савва покажет.
Савва согласно кивнул головой и тут же предупредил:
— Идет наш!..
Уюк сделал вид, что ремонтирует приборы,
— Что вы, хлопцы, приуныли?
— Да черт его знает, отравился, что ли, чем, — сделал страдальческое лицо Федор. — Как толченое стекло в животе…
— Все пройдет, перемелется!..
— Все ли? — спросил Уюк, но Федор так взглянул на него, что тот сразу же замолчал.
— А что, братцы, может, в карты сыграем, а? — предложил Бакай. — Хоть отвлечемся от грустных мыслей.
— Мне надо вот эту цепь проверить, где-то утечка есть, — отказался Уюк и включил мотор, открывающий люк подающего элеватора.
— А ты? — повернулся к Савве.
— А ну тебя! Со вчерашнего нос болит…
— Так, может, с тобой?
— Вы же вроде меня избегаете. Носом, что ли, не вышел? — ответил Растрепин.
— Ну, это тебе показалось! Савва, дай карты… Садись!
И даже пошутил:
— К такому носу карты так и просятся!..
Федор начал сдавать, Савва в нарушение всех правил сел на комингс двери, а Уюк встал позади играющих, за спиной Растрепина.
Играли молча. Растрепин вообще-то играл неважно, да еще, по-видимому, от какого-то неприятного предчувствия волновался и проиграл быстро, причем на руках у него осталось порядочно карт.
— А ну давай нос!
— Ты хоть не со всей силы…
— Пощады просишь, щенок! — не вытерпел Уюк.
— Обожди! — остановил его Федор. — Зачем кричать? Надо по-хорошему… Вот что, дорогой мой, мне сказали, что ты доложил штабс-капитану о том, что я вспомнил потемкинцев. Доложил также, что я читал листовку, хотя читал я инструкцию. Украл листовку вон из-за того прибора и отдал ее господину Циглеру. Это мы знаем. Теперь скажи, о чем ты еще докладывал?
— Да что вы в самом деле! В чем меня подозреваете? Да я… — И Растрепин шагнул к двери.
— Обожди! — остановил его Федор. — Савва, посмотри там!
И к Растрепину:
— Тебя штабс-капитан спросил: «С кем еще он встречался?» Что ты ответил? И не финти, мы все знаем, только хотим проверить, какая твоя совесть.
— Братцы, да я… — и Растрепин упал на колени. — Я только… Господин штабс-капитан только приказал… чтобы я говорил, с кем ты и Уюк встречаются… А то, дескать, на «Корнилов» отправят… И вы… А остальное вел господин кондуктор Жежора…
— И только? — спокойно спросил Федор, давая знак Николаю. — Это пустяк…
— Журавль появился! — предупредил Савва.
— А ну давай нос! — взмахнул картами Федор.
Растрепин прищурил глаза, в этот момент Уюк закрыл ему ладонью лицо и толкнул к люку… Воющий крик донесся уже откуда-то из глубины шахты.
— Лезь и ты туда же, до вечера пересидишь в трюмах.
— Прощай! Может, не встретимся! — И Уюк исчез в люке.
«Что же делать? Ведь Жежора и Олейник знают, что нас тут было четверо, — думал Федор, и вдруг ему в голову пришла спасительная мысль: — Николая внизу до вечера не найдут, а там…» — И он выскочил на палубу.