Приключения 1977
Шрифт:
Стройная девчушка в платьице с короткими рукавчиками-фонариками, в белом крахмальном передничке и кружевном кокошнике, улыбаясь и морща веснушчатый носик, быстро вернулась с деревенской крынкой кваса. Неровные глиняные бока крынки тут же запотели, капельки медленно сползали со стенок на поднос. Родион Иванович не спеша разлил золотистый квас в глиняные стопки, выпил, снова налил.
— А наша центральная усадьба цела? — спросил Гуров.
— В лучшем виде. Такой мемориал отгрохали, хоть снова селись! И землянки восстановили, и коптилки из гильз — все, как при нас.
— Я давно не пью, — спокойно сказал Гуров.
— …И по стопочке для начала, — закончил Родион Иванович. — Такое дело. У самого… — И он дотронулся рукой до груди. — Сегодня сам бог велел… Хмурый ты какой-то, Гуров. Может, неприятности? Дети?
— Двое. Уже на своих хлебах.
— А может, тебе не нравится, что я войну вспоминаю? Кое-кто, слышал я, начал поговаривать, что, дескать, надоело. А я помру, тогда забуду! Мне порой и коробка сигарет обоймой с патронами кажется.
— Зачем так, Родион Иванович. У меня тоже бывает.
— Газеты читаешь? — тем же тоном продолжал Родион Иванович. — На Западе сотни книг о Гитлере издают, фильмы снимают об этой сволочи. Ну ладно, давай со свиданьицем. Сполоснем…
Они выпили, похрустели редиской и луком, пощурились на солнце, потом принялись за рыбное ассорти. Гуров ел неторопливо, без аппетита. Родион Иванович, точно пытаясь его раззадорить, мычал и чмокал, покачивал головой, отдавая должное приготовленному блюду.
— А на обелиске много наших из отряда? — чуть погодя спросил Гуров.
— Все честь по чести!
— А Нефедов там есть?
— Ты что, Гуров? С каких это пор предателей на мемориальную доску заносят?
II
Эсэсовский эмиссар округа Вальтер Кнох прибыл в Снеженск в полдень. Он примчался в бронированном вездеходе под охраной десятка мотоциклистов-автоматчиков. Дело предстояло интересное и выгодное во всех отношениях.
Два дня назад специальное подразделение — зондеркоманда — устроило засаду на подступах к городу, в прибрежном ивняке, возле одной из переправ через Снежку. На вторую же ночь пробиравшиеся в город партизаны во главе с комиссаром отряда были «чисто», без единого выстрела, схвачены. Предварительный допрос выявил, что партизаны направлялись в город для захвата одного из немецких складов.
О взятии группы немедленно было доложено по инстанции: такой «улов» был редкостью! Вальтер Кнох получил разрешение высшего командования лично поработать с пленными партизанами. И если командиру зондеркоманды Кнох уже привез Железный крест и приказ о краткосрочном отпуске, то для себя он рассчитывал в недалеком будущем вместе с крестом получить повышение по службе. Лишь бы удался его прием, не раз так блестяще использовавшийся во Франции.
Кноху не терпелось сразу же приступить к делу, но он прибыл к обеду и, верный железному распорядку дня, вместе с командиром зондеркоманды
Заканчивая обед, Кнох спросил, кто из пленных партизан рассказал о задании группы. Ему назвали фамилию: Секач, — и Кнох приказал привести его.
Из подвала старого кирпичного дома, где разместился штаб гарнизона Снеженска, привели мужика в добротных яловых сапогах, в ватнике, в кепке, блином лежавшей на голове. Мужик был узколиц и безбров. Конвоир с порога пнул его в спину, тот споткнулся, так что кепка-блин слетела с головы, обнажив плешь. Поднимать ее он не стал, а, опешив, уставился на стол, перебирая глазами банки и оловянные тарелки с остатками еды. Он икнул от испуга, увидев смотрящего на него офицера в черной эсэсовской форме.
— Секач? — спросил, словно выстрелил, офицер.
Мужик боднул головой.
— Ты оказал большую помощь фюреру: сообщил о задании вашей бандитской группы, — на чистом русском языке сказал Кнох. — Для начала я награждаю тебя банкой консервов. — Кнох взял со стола тускло блестевшую банку и бросил ее Секачу. Тот поймал банку обеими руками.
— Покорно благодарим! Благодарствуем, значится… — сказал мужик простуженным голосом, перекатывая банку с руки на руку, точно она была горячая.
— Секач, мы тебя отпустим домой, если ты ответишь на наши вопросы.
— Яволь, герр офицер, — снова боднул головой мужик и выкатил глаза.
Кнох вытер бумажной салфеткой тонкие губы, кончики длинных холеных пальцев, потом по-немецки передал всем сидящим за столом разговор с мужиком.
— Шнапс, — кивнул конвоиру Кнох. Тот быстро наполнил граненый стакан и сунул мужику. Задрав заросший кадык и громко глотая, Секач осушил стакан, охнул и вытер рукавом мокрый рот.
— Итак, — резко сказал Кнох, — отвечай: где расположен ваш отряд? Быстро назови деревни!
— Да, поди, верст двадцать отселе будет. В болотах.
— Посмотри на карту. — Кнох выбросил руку к стене, указывая на карту-схему. Секач тупо уставился на белый лист, усеянный какими-то значками.
— Не разумею я… Не образован… Там недалече Липки, Калиновка, Щегловка будет. Болота. Танки ваши не пройдут, слышал я. — Мужик хмелел, глаза его заблестели.
— Стоп! Это мы и без тебя знаем… Сколько человек в отряде?
— Ить… Голов двести будет, точно знаю.
— Гут! Ты откуда родом?
— Здешний я… С вокзального поселку, кажный скажет.
Глаза мужика стекленели.
— Как фамилия командира отряда?
— Гуров. Сосед мой. С поселка. А дружок его — Нефедов — комиссар. Вляпался, тута… Нас привел. Вона, в подвале.
— Что скажешь о комиссаре?
— Дружки они с командиром, — бубнил Секач. — Водой не разольешь.
— Где их семьи?
— Иде? Дык, вакуированные!
— Пароль в отряд знаешь?
— Ить… откудова мне знать?
— Врешь, бандит!
Глаза у мужика стали совсем круглыми, на губах появилась пена. Он хотел что-то сказать, но только раскрывал рот и беззвучно шевелил языком.