Приключения 1977

Василевский Лев Петрович

Через несколько дней пришел ответ из испанского посольства. Командование испанской авиации соглашалось принять русских офицеров в морскую авиацию, но только в качестве нижних чинов. Крепко выругав испанцев, оба капитана второго ранга согласились на унизительные условия.

Начинался 1922 год.

Наступил день, когда Крыгин с молодой женой и Рагозин сошли с парохода на берег в испанском порту Картахена. Как только они предъявили свои документы, все трое сразу же были арестованы полицией. Не помогло и официальное уведомление, полученное ими от испанского посольства. Без объяснения причин их бросили в тюрьму. Они терялись в догадках, стараясь найти хоть какое-нибудь объяснение внезапному аресту.

Мрачная, полутемная камера старой

тюрьмы, отгороженной высокой каменной стеной от внешнего мира. Угрюмые, молчаливые тюремщики. Где-то в другой камере или, быть может, в женской тюрьме томилась их спутница. Наверное, она жалеет, что пошла за ним, с тоской думал Крыгин… Положение брошенных в тюрьму белоэмигрантов было отчаянным: они — люди без гражданства, им не у кого было искать защиты, не к кому обратиться. Потеряны для всех…

Прошло полтора месяца. Когда они уже теряли надежду, полагая, что с их приглашением на службу в испанскую авиацию произошла какая-то ошибка, за ними явился офицер из штаба флота и увез их с собой. По дороге он объяснил, что арест русских офицеров являлся превентивной мерой. Дело, оказывается, в том, что испанский король Альфонс XIII выезжал куда-то с визитом и возвращался через Картахену, а поскольку на его «священную» особу совершалось уже не одно покушение, власти сочли за благо арестовать на всякий случай и заключить в тюрьму всех подозрительных лиц…

Опять все трое были вместе. Их везли в открытом автомобиле на юго-запад страны. Сотни блестевших лаком автомобилей богатых европейских туристов, всегда наводнявших Испанию, обгоняли их или попадались навстречу. От Картахены до небольшого городка Альхесираса, что лежит напротив Гибралтара, английской колонии на Европейском континенте, в самой южной части Пиренейского полуострова, пятьсот километров. Дважды они останавливались в приморских городах позавтракать и пообедать в ресторанах. Слева было ласковое Средиземное море, справа — невысокие горы со склонами, покрытыми апельсиновыми рощами и благоухающими садами, а вдоль шоссе — высокие африканские пальмы с пышными кронами. Сопровождавший их морской офицер был любезен, очевидно желая сгладить впечатление, остававшееся у трех русских от полуторамесячного пребывания в тюрьме. Окружавшая их обстановка южной страны, красивые виды внушали надежды на лучшее будущее. Пережитые невзгоды забывались. Так в этот яркий, солнечный день проехали они Агилас, Альмерию, Малагу, Эстепону, Сан Роке и много других небольших приморских городков и поздно вечером прибыли в Альхесирас. Ночь они провели в маленьком уютном отеле, а утром на пароходе-пароме, курсировавшем между Альхесирасом и Сеутой, переправились через Гибралтарский пролив. Так они оказались в Испанском Марокко. От Сеуты до Тетуана, конечного пункта их пути, оставалось проехать еще тридцать восемь километров.

Тетуан — небольшой городок и порт на реке Мартин в десяти километрах от берега моря. В нем находился передовой гарнизон испанской армии. Дальше начинались горы Атласа — обширная зона действия восставших против испанского владычества барберских племен рифов и кабилов.

Гарнизон Тетуана состоял в основном из нескольких бандер иностранного легиона, навербованного из уголовников, бежавших из разных стран мира. Вступление в иностранный легион давало этим людям возможность скрыться от правосудия своих стран, таким путем прикрыть совершенные ими там преступления и появиться в мире уже под новыми, вымышленными именами.

Условия, на которых Крыгин и Рагозин вступали в испанские вооруженные силы, были такими же, как и для всех поступавших в иностранный легион: давалась подписка на пять лет. После этого срока они становились полноправными подданными испанского короля, конечно, в том случае, если оставались живы.

Война в Марокко шла уже на протяжении почти десяти лет. Оказавшись в Тетуане, на базе гидроавиации, оба офицера бывшего российского флота превратились в обычных наемников, которым было безразлично,

за что воевать и на чьей стороне. Тем не менее они попали в привычную им военную обстановку. Они знали себе цену, быстро ориентировались в окружающей среде и были уверены, что их богатый боевой опыт будет оценен по заслугам. За их плечами был шестилетний опыт войны, из них — три года против Германии, обладавшей сильной авиацией. Здесь же, у марокканских повстанцев, авиации вообще не было. В отношении своего авиационного и военного опыта Крыгин и Рагозин, наверное, были равны. Во всем же остальном, как и во внешности, значительно отличались друг от друга, короче говоря, были очень разными людьми.

Во внешности Михаила Крыгина не было ничего типичного для казака с Дона. Среднего роста, широкий в плечах, шатен, он, пожалуй, производил впечатление северянина. Большой чистый лоб, открытый взгляд серых, порой грустных глаз, слегка округлое лицо с небольшим носом и плотно сжатые губы решительного рта делали его лицо привлекательным. В общении с людьми Крыгин проявлял доброжелательность и терпение, умел выслушать собеседника, был немногословен. Военная служба, начатая в кадетских корпусах с детских лет, выработала в нем выправку, которую уж ничто не могло искоренить. В нем с первого взгляда угадывался военный человек.

Только по военной выправке Михаил Крыгин и Николай Рагозин имели сходство, в остальном — они были слишком разными людьми. Сухощавый Рагозин с первого взгляда производил впечатление высокомерного человека. Выше среднего роста, с гладко прилизанными русыми волосами, тонкими чертами лица, слегка орлиным носом с нервными, широкими ноздрями. Его темные, всегда немного прищуренные глаза и презрительно опущенные края рта придавали его лицу злое выражение, которое не стиралось даже улыбкой. Он был нетерпелив, но умел держать себя в определенных рамках: сказывалось воспитание. В общении с вышестоящими людьми и людьми своего круга был предельно вежлив, предупредителен, когда было выгодно — льстил. С нижестоящими и подчиненными, особенно с солдатами и матросами, держался сухо, во всем давая почувствовать им свое превосходство.

Пережитые вместе с Крыгиным невзгоды после бегства с родной земли сблизили их в какой-то степени, но все же в их взаимоотношениях было больше внешнего, чем внутренней духовной и идейной связи.

Испанское командование встретило русских настороженно. Вначале относилось к ним как ко всем нижним чинам. Однако вскоре настороженность сменилась уважением к их большому опыту боевых летчиков, летавших на всех типах самолетов, какие только имелись на вооружении в испанской авиации. Спустя полгода обоим присвоили звания унтер-офицеров.

Среди самолетов иностранного происхождения, находившихся на вооружении, были цельнометаллические летающие лодки «Дорнье-Валь», по тому времени самолеты с весьма высокими летно-тактическими данными. На них Крыгин и Рагозин начали свои боевые полеты на бомбежку марокканских селений. Первым их командиром эскадрильи был высокомерный испанский дворянин капитан Алехандро Мас де Габинда.

На своих летающих лодках «Дорнье-Валь» они совершали «стратегические» полеты, часто длившиеся по десять часов. Жалкие селения рифов и кабилов бомбили пятидесятикилограммовыми бомбами, а иногда и газовыми, начиненными ипритом, купленными в Германии, из остатков первой мировой войны. Так испанское командование мстило марокканцам за свое поражение под Аннуалем.

Два русских летчика летали над селениями с непривычными для русского слуха названиями: Сиди-Мессауд, Дар-Дрикус, Соко-де-Талата, Азиб-де-Мандар… Особо впечатляющей была бомбежка маленького островка-крепости Альусемас. С высокими берегами, отвесно уходящими в море, стоял он, как корабль на мертвых якорях, а на нем — сложенная из камня крепость с высокой башней, занимавшая всю площадь островка…

В 1927 году Испании в союзе с Францией наконец удалось сломить сопротивление марокканских племен, покорить их и закончить войну в Северной Африке.