Приключения Альки Руднева
Шрифт:
— Нет у нас больше мамы… Сильный шок от ожогов — сердце не выдержало… А жить надо… На вот проглоти.
Алька проглотил таблетку и вскоре словно провалился в черную дыру. Когда действие снотворного стало слабее, сквозь эту черноту начали пробиваться всполохи огня, и скоро все в его мозгу горело, как воздух в ванной… Мальчик вскочил, дико озираясь. Пожар! Опять пожар! И мама в огне!
Но все вокруг было тихо. На диване тяжело сопела и храпела тетя Люба. За окном еще было довольно темно, хотя уже можно различить зыбкие контуры
С тех пор, как похоронили маму, прошло полгода. Алька теперь «вносил» в семейный бюджет свою жалкую лепту — пенсию «за потерю кормильца». Но дела в доме не стали лучше, так как пенсия была мизерной, а отец вдруг запил. Катя, устававшая в колледже (последний курс) и на ночных дежурствах в больнице, потом едва находила силы, чтобы «обслуживать двух мужиков» и при этом всякий раз думать, как выкрутиться с деньгами и не наделать долгов. Отец, если что и подрабатывал урывками, то большую часть пропивал.
Катя стыдила его, взывала к совести, но это не помогало. Николай Алексеевич только жалко, униженно улыбался и разводил руками. Алька старался беречь одежду, но это не всегда получалось. И тогда у Кати сдавали нервы. Она кричала на обоих, а Альке каждый раз резко напоминала о его вине.
Алька тяжело переживал смерть мамы, но не мог согласиться с укорами сестры. Папа же сказал: это нелепая, страшная случайность. В одиннадцать лет трудно принять на себя какую-нибудь вину, тем более такую. И когда сестра кричала, он бурно протестовал в душе против ее обвинений, но… молчал. Молчал, потому что не находил сил защищаться и не умел объяснить ей свое состояние.
Отец уже давно его не защищал и не утешал, так как сам искал утешения в бутылке. День за днем Альке становилось все неуютнее в семье, которой со смертью мамы у него просто не стало. Он чувствовал себя чужим в этом доме, никому не нужным в целом свете. И он не выдержал в тот злополучный день сентября, когда Катя снова бросила свое обвинение:
— Это ты убил маму! Ты! Ты! Ты!
И сейчас здесь, в чужом городе, в незнакомом доме, ему казалось, что на него снова напала та жуткая тряска, как в день несчастья. Он еще сильнее зажмурился, слыша громкий голос:
— Ты! Эй, ты! Просыпайся!
Алька, наконец, осознал, что это уже не сон и не воспоминания, а действительность. И не просто действительность, а его новая жизнь. Он открыл глаза и увидел Лору, которая трясла его за плечи.
Лохотрон
Алька не сразу понял, где находится и почему, — воспоминания о несчастье еще держали в плену его отяжелевшую голову.
— От одного глотка водки совсем ошалел, — констатировала Лора. — Поднимайся! Пора завтракать и браться за дело.
Он послушно
— Твое полотенце.
На завтрак тетя Люба подала остатки вчерашнего ужина и горячий чай. Альку слегка мутило, и он ел не очень охотно, зато с удовольствием пил настоящий, крепко заваренный чай, какого у них в доме давно себе не позволяли.
— Ты давай наедайся! — скомандовала Лора, заметив, что Алька почти ничего не ест. — На целый день уйдем.
— А… а… куда? — осторожно поинтересовался Алька.
— На кудыкину гору! — резко ответила Лора. — Работать!
Заметив Алькино недоумение, еще резче сказала:
— Тебя здесь кормят, поят — отрабатывать надо! Бесплатный сыр только в мышеловке!
Лора расхохоталась — ей очень нравилась эта древняя шутка. Алька отметил в ней странную перемену: вместо симпатичной, добродушной и модно одетой девушки, какой была Лора вчера вечером, он увидел чуть ли не оборвашку с бледным, изможденным лицом, на котором лежала печать озабоченности и даже плохо скрываемой злобы.
— Так он что, и не сказал, когда вернется? — обратилась Лора к тете Любе, и Алька понял, что речь идет о Вовчике, который в этот момент отсутствовал.
Тетя Люба пожала плечами, выпуская изо рта струю дыма.
— Вот черт! — обозлилась Лора. — Время уходит!
Только она закрыла рот, прозвенел звонок у двери, и явился Вовчик.
— Какого черта! — набросилась на него девушка.
— Умолкни, Лора! — осадил ее Вовчик. — Надо было с человеком одним встретиться, он мне сегодня поможет. Давай наперстки!
Лора подала ему коробочку и спросила:
— А нам на автовокзал?
— Конечно.
Вовчик совсем не был похож на портного, и Алька старался угадать, что он шьет. Но Лора не дала ему додумать, оглядела его и сказала:
— Так. Нормально выглядишь. Куртку не надевай, пойдешь в свитере… Та-а-ак… А мне, пожалуй, надо еще прибавить бледности.
Лора вынула из сумки коробочку и стала «добавлять бледности», накладывая крем на щеки и подбородок. Покончив с этим, Лора обратилась к Альке:
— Плакать ты умеешь, я вчера видела. Постарайся и сегодня побольше слез пролить.
— Зачем? — удивился Алька.
— Есть хочешь — зарабатывай! — отрезала Лора.
По дороге к автовокзалу Лора крепко держала Альку за руку. Когда они пришли на посадочную площадку, там стоял только один автобус, в который уже поднимался парень лет тридцати, одетый более чем скромно, но опрятно.
— Вот черт! — выругалась Лора. — Опоздали! «Артист» опередил.
Алька, ничего не понимая, смотрел, как «Артист», поднявшись в автобус, остановился на передней площадке и захлопал руками по плечам, по бедрам… Танцевать, что ли, приготовился? Но «Артист» запел громким невыразительным голосом: