Приключения Буратино (тетралогия)

Брусницын Алексей

Сам Даниэль был облачён в белую хламиду до пола и обут в белые парадные тапочки.

Какой-то очень неандертальский неандерталец, видимо ведущий мероприятия, провыл что-то и показал обеими руками на Даниэля. Его вой был многократно усилен акустической аппаратурой и раскатился до неба. Трибуны заволновались и завыли в ответ.

Потом стали выть по очереди присутствующие на сцене. Судя по реакции зрителей, они говорили что-то важное и интересное, но Даниэль не понимал ничего и думал о своём. О том, как стрёмно быть подопытным кроликом, которого должны вскрыть перед аудиторией, чтобы продемонстрировать, какого цвета у него

кишки. Он вспомнил, как эти «люди» нещадно использовали во всех смыслах Лоло. И как собираются с его помощью использовать всё человечество…

«Так! – остановил он себя. – Я останусь собой и обязательно найду способ, как провести их и помешать этому».

Ситуация напомнила ему старый кинофильм, который он смотрел в детстве с отцом. Фильм был снят ещё во времена, когда Россия входила в состав СССР. И то ли в качестве художественного приёма, то ли из-за своей чрезвычайной древности был чёрно-белым. Обычно, когда отец практически заставлял его смотреть картины своей юности, Максим сильно страдал, но не в этот раз. Фильм сразу зацепил его и погрузил в свою атмосферу.

Фашисты поймали двух наших партизан и стали склонять их к сотрудничеству. Один из партизан, более похожий на школьного учителя, чем на воина, наотрез отказывался, несмотря на страшные пытки, а второй, сильный и ловкий, как раз похожий на воина, обзывал того «дураком» и кричал, что если они откажутся, то погибнут и не смогут больше бить фашистов. Дескать, надо притвориться, а потом они убегут обратно в лес и принесут ещё много пользы своим. И Максим был согласен со вторым и не понимал тупой прямолинейности первого. И вот только в этом своём последнем коридоре Даниэль понял смысл фильма… В финале предатель выдёргивает табурет из-под ног бывшего товарища. И всё. Он уже замаран – не отмыться. И нет ему возврата в лес. Свои уже не примут. Тогда он пытается повеситься сам, в сортире, но у него не получается. И остаётся он служить фашистам, а люди плюют ему под ноги и в лицо.

Он почувствовал неприятный холодок в области солнечного сплетения, потому что понял, что принятое им решение, оказывается, вовсе не окончательное.

Да! Мир состоит в основном из дураков и негодяев, но как же быть с теми, кто не меньше, а гораздо больше достоин жизни, чем Максим Одинцов? А такие где-то есть! И у каждого своя вселенная. Как их можно уничтожишь ради одной-единственной? То, что в его жизненном пути такие люди не повстречались, – это не значит, что их вовсе нет. Не с теми общался, не допустили в калашный ряд со свиным рылом…

И неандертальцев провести не получится. Если он начнёт брыкаться уже после того, как станет богом, что им стоит выбросить фотонный мозг на помойку, а взамен запустить копию его сознания, подкорректированную так, чтобы не мешала коварным планам.

Вот тут ему стало страшно по-настоящему. То, что он испытывал прежде, оказалось пустяком, не более чем детским страхом перед кабинетом зубного врача. Он ведь был почти уверен, что процедура пройдёт успешно. Но всё перевернулось в его голове, и он испытал настоящий, взрослый, смертельный ужас.

Даниэль знал, что на видео, которое ему показывал Амир, Карлсон был без головы не потому, что её снесли неандертальцы… Перед переездом Малыша из Иерусалима в Тверию Борис Ефимович сказал, что теперь у него, как у действующего агента ВСКПУ, кроме режима активации суперспособностей чипа должно

быть два режима самоуничтожения. В первом – «Самурай» – у агента ВСКПУ взрывается голова. Смерть мгновенная, безболезненная и безопасная для окружающих. Второй режим – «Шахид» – в результате активации миниатюрного ядерного заряда в радиусе двадцати метров не остаётся ни одного живого существа. Стоит отметить, что смерть агента при этом также мгновенная и безболезненная. Активировались оба режима без участия внутримозгового импланта нажатием ногтя большого пальца на подушечки трёх средних пальцев в определённой последовательности. Это можно было сделать как на правой руке, так и на левой. Первые три нажатия у обоих режимов были одинаковые, последнее: для «Самурая» – безымянный палец, для «Шахида» – указательный. Если нажать на мизинец в любой момент до последнего нажатия, код сбросится.

– И откуда же они во мне возьмутся, заряды эти? – спросил тогда Малыш.

– Первый вместе с чипом устанавливается, а термоядерный тебе в брюшную полость Евген введёт под общим наркозом.

А до ВИП-трибуны как раз метров сорок. А на ней (Амир рассказывал, чтобы настроить Даниэля на серьёзный лад) – весь цвет неандертальской власти. И члены всемирного совета старейшин во главе с его председателем. И мэр Андериерушалаима. И даже шеф ближневосточного отделения неандертальского разведывательного корпуса. А на сцене главные неандертальские учёные и главные идеологи новой религии. И Амирка – сука. Нужно лишь добежать до середины расстояния между сценой и трибуной и взорваться вместе со всей этой неандертальской мразью. У него нет другого выхода; придётся взорвать себя, чтобы не стать хуже всех маньяков-убийц и полоумных диктаторов за всю историю человечества вместе взятых.

– Даниэль. Даниэль! Твоё слово, – Амиру пришлось сжать ему плечо, чтобы вернуть в реальность.

Даниэль сделал шаг вперёд. Он знал, что сейчас включилась заранее анонсированная всемирная трансляция его последнего слова в Интернете, и миллиарды людей на Поверхности затаили дыхание. Для жителей Подземелья подложат абсолютно другой по смыслу дубляж – что-то во славу Подземелья и его научных достижений.

– И вот этот день пришёл. Сегодня я либо стану богом, либо умру.

С начала истории жило и умерло более ста миллиардов человек. «Более»… В этом «более» ещё миллиардов десять или пятнадцать… Казалось бы, какая разница? Когда в ходу такие большие цифры, кажутся неважными эти приближения.

Но нет, друзья, важна каждая жизнь. Каждая. Одинаково. Вернее, не так. Своя даже меньше. Все неприятности человечества происходят из-за того, что кто-то решает, что его жизнь важнее других. И вот вырубаются леса, отравляются реки, строятся атомные электростанции вместо солнечных, развязываются войны…

Он помолчал немного. Слова прощальной речи утвердили окончательное решение. Средний палец, указательный, безымянный…

«Стоп! Стоп! Так же нельзя – на самоубийство идти без нормальной мотивации! Вон у шахидов – сорок девственниц, а у меня что? Жизнь незнакомых мне людей? Да! Иначе зачем существовать сознанию жалкой твари, которая предпочла себя всему человечеству. Хорошо, что выпил… иначе бы не решился».

– Вас обманывают. Вечная жизнь будет только для избранных. Всех остальных уничтожат.