Приключения чёрной таксы
Шрифт:
Левретка и такса оказались в уже знакомой клетке.
— А ты благодари хозяев, — обернулся Николай Петрович к Трезору. — Выкуп сегодня, считай, в три раза против обыкновенного увеличил, скажи спасибо своим «освободительницам». А эти на всё согласны, лишь бы собаку свою вернуть! Поедешь домой сегодня, если не передумаю.
Уже утративший надежду на спасение Трезор не верил собственным ушам.
— Я же говорила, всё будет хорошо! — обрадованно тявкнула Лада.
— А как же вы? — вид у пса был
— Не волнуйся, вдвоём нам никакие пынтиковы не страшны!
— Чего разлаялись? — Николай Петрович вытащил клетку на улицу. — Эх, не слишком-то у вас товарный вид!
Трудовой день на птичьем рынке начинался рано. Когда Николай Петрович появился на базаре, торговля уже кипела вовсю.
— Никак вчерашних найдёнышей принёс? — удивился коллега по цеху Сашка. — Вроде ты собирался их хозяевам вернуть?
Сашка торговал декоративными крысами. На гигантской клетке, полной упитанных крысят, было написано: «Пальцы не совать. Штраф — один палец».
— Планы изменились, — буркнул Николай Петрович. — Сидеть! Только попробуйте фокусничать, живо в речке с камнем на шее окажетесь!
Пынтиков надел собакам ошейники, а поводки привязал к прилавку. Вооружившись железной расчёской, больше напоминавшей огородные грабли, он принялся расчёсывать короткую шерсть таксы. Лада морщилась, но деваться было некуда. Бежать невозможно, а погибать как в повести Тургенева «Му-Му» не хотелось. Оставалось надеяться, что кто-нибудь их купит…
— Ты чего такой злой? Выпил, что ли? — участливо поинтересовался Сашка.
— В моей ситуации алкоголь — единственный источник мужества, — отрезал Николай Петрович.
— Покормил бы ты их.
Вид у собак был далеко не товарный. Уставшие после ночного побоища и не евшие со вчерашнего утра, Чернышёва и Собакевич еле держались на лапах. В животах громко урчало. Левретка пыталась ловить мух:
— Ещё 8926 мух — и я, пожалуй, заморю червячка. Учтите, я что попало не ем, у меня гастрит!
Пынтиков поставил перед девочками миску с сухим собачьим кормом.
— Что ЭТО такое? — возмутилась Юлька. — Я категорически отказываюсь питаться ЭТИМ!
— Брось, это съедобно, — возразила Лада. — Я Фране такой всегда покупала, пробовала как-то ради интереса.
— Ты ела эти сухие коричневые кругляшки? Хотя… пахнет вкусно. На что только не пойдёшь ради желудка! — Собакевич скуксилась и осторожно стала жевать. Её морда тут же просветлела, и она с жадностью накинулась на еду. Ладе пришлось довольствоваться малым. Вскоре вылизанная миска сияла, как начищенный самовар.
— Добавки! — требовательно уставившись на Николая Петровича, Юлька склонила голову набок и отчаянно завиляла хвостом. — Повторяй за мной! — шепнула она подруге. — Я видела, как собаки это проделывают — действует
— Мам, смотри какие собачки! Давай купим!
— Они, сынок, взрослые уже. А нам щеночек нужен, — женщина потянула сынишку в сторону.
— Такие собаки — всю жизнь щенки. Возьмите, не пожалеете, — принялся нахваливать товар Николай Петрович.
Юлька вытянулась на животе и заскулила тихо и жалобно. Хитрюга состроила тоскливую мину и затрясла подбородком, вот-вот готовая расплакаться.
— Мам, собачка плачет! Почему она плачет?
— Бедняжка наступила на колючку, — на ходу сочинила мамаша.
— Сама ты на колючку наступила! — фыркнула Юлька. — Вот на окурок или битое стекло, да. Этого добра тут навалом.
Лада зарылась мордочкой в лапы и погрузилась в скорбные думы.
— Неходовой у тебя товар, Петрович, — улыбнулся Сашка.
— Зато твои крысы — настоящая золотая жила!
— Если так и дальше пойдёт, ночевать мы будем в собачьем раю, — вздохнула Юлька. — Придётся брать всё в свои лапы. Займёмся саморекламой, — левретка отряхнулась и с грациозностью павлина стала прохаживаться вдоль прилавка.
Вскоре вокруг Николая Петровича образовалась толпа. Такой удивительной и смехотворной картины не видели и здешние завсегдатаи. Такса и левретка вели себя, мягко сказать, странно. Стоя на задних лапах и держа для равновесия по резиновой косточке в зубах, подруги заунывно пели «Как упоительны в России вечера». Вернее, им только казалось, что они поют. Из пастей доносился обыкновенный фальшивый собачий вой.
— Обратите внимание, настоящие дрессированные псы! — суетился Пынтиков. — Артисты всемирно известного корейского театра собак!
Юльке ужасно льстило всеобщее внимание:
— А теперь ЛАМБАДА!
Резиновые косточки взмыли вверх. Собаки расставили лапы широко в стороны и неистово завиляли бёдрами.
— Во дают! — побросав товар, продавцы наблюдали за импровизированным концертом.
Собаки старались изо всех сил, благо недостатка в аудитории у них не было. Однако никто из присутствующих не изъявлял желания купить блистательных артисток.
— Граждане, отходи кто без денег! Концерт для потенциальных покупателей! — лаяла Собакевич.
Она вдруг неловко махнула лапой и, потеряв равновесие, растянулась на грязном полу. Зрители покатились со смеху. Держась за животы, люди тыкали в неуклюжую собаку пальцами и строили рожи. От досады левретка расплакалась.
— I beg your pardon, what's happening here? [2]— среди общего веселья прозвучал чей-то деликатный голос.
Аккуратно протиснувшись сквозь толпу зевак, к девочкам подошёл высокий мужчина. Импозантный, одетый с иголочки, он с первого взгляда выделялся из массы базарного люда.