Приключения чувств, или Три истории про любовь
Шрифт:
– Ира, ты ведь учишься на экономическом факультете. Наверное, тебе известно такое правило, что, если в оборот поступает слишком большое количество акций какого-то одного предприятия, то они падают в цене… И его хозяева могут остаться на бобах. Жизнь, конечно, это не только рынок, я бы даже сказал, вовсе и не рынок, но есть общие принципы…
– Это ты что имеешь в виду? – она с удивленной улыбкой поднимается из-за аквариума. – Это ты про меня, что ли, так? Ну, намекнул! Ну, дал понять! Развел турусы на колесах! Вот уж не сказала бы, чтобы после того, что я с этими
– Пойми, мне хотелось бы, чтобы ты была счастлива. И если ты хочешь выйти замуж…
– Да кто тебе сказал, что я хочу выйти замуж? И за кого? Не за этих же переростков! Если мне нужен мужчина, то это должен быть человек, который любил бы меня, а не секс со мной. Который относился бы ко мне, как к человеку, а не как к ходячим сиськам! Который бы заботился обо мне, понимал меня, делал бы для меня что-то! Вот как ты, – она неожиданно посмотрела на меня так, как будто увидела впервые. – А то! – Ирина махнула куда-то в сторону рукой. – Сегодня он к тебе так подваливает, завтра – эдак, а послезавтра уже и не помнит, как зовут, – боже! Кого она имела ввиду? Своих «мальчуков-перцев», или же… А вдруг мама когда-нибудь рассказывала ей про одного неуклюжего второкурсника, не взявшего на себя двадцать лет назад труд даже узнать ее имя?..
Впрочем, я никогда не старался строить из себя слишком серьезного блюстителя нравов и даже пытался подтрунивать над ней. Правда, один раз получалось не совсем удачно. Желая продлить минуты ее игривого подлещивания по поводу сроков моего возвращения с работы, неумело изобразил что-то типа смущения:
– Прямо не знаю, как сегодня. Ко мне обещала придти одна знакомая…
– Какая знакомая? – моментально насторожилась Ирка.
– Приятельница. Не могу же я вечно жить один, ты сама мне говорила!
– Ты встречаешься с женщиной? – она изобразила деланно-изумленные глаза, однако я успел заметить, что по ее лицу пробежала легкая тень.
– Почему ты удивляешься? – я даже слегка обиделся. – В конце концов, я ж ещё до «полтинника» не дотянул! Артисты, вон, в мои годы мальчиков играют, на молоденьких женятся, – передразнил я ее чуть-чуть.
– Что же ты мне раньше не сказал? – Ира куксилась все сильнее, и я уже жалел, что затеял этот розыгрыш. – А я тебе тут докучаю! Расскажи хоть, какая она?
– Ну, так, ничего, – напряг фантазию. – В общем, 90 на 60 на 90. Тридцатник только-только разменяла.
– Счастливчик! А я-то думала, – Ирина отвернулась к книжному шкафу, но не сумела скрыть, как у нее опустились кончики губ. Несколько минут она молча перебирала книги на полке. Я решил уже, что мою шутку благополучно «проехали», когда она переспросила вновь:
– И давно вы?
– Больше месяца, – изображаю из себя заправского казанову.
– И что? Может, вы и свадьбу… того… Устроить решите?
– Э-э, этот вопрос у нас не поднимался, – я продолжаю творить экспромты. – Такая женщина! – добавил в сочинительском
– Да-а? – протянула Ирина. – Везет же некоторым! То-то я и смотрю, ты последнее время весь будто светишься! Все думала… Хотела… А ты!.. Что ж, good luck! Пойду, пожалуй! Мне пора, – Ира отвернулась от шкафа и понуро потащилась в прихожую. Сообразил, что уходит, только когда услышал, как она застегивает ботики.
– Ирина, ты уже?
– Да, надо забежать к Людке за конспектом, – я поспешил в прихожую, но она уже стояла, отвернувшись, и сосредоточенно возилась с задвижкой.
– Ирина, чай же хотели еще попить! – и только когда за ней захлопнулась дверь, и я проводил взглядом в окно до ближайшего угла ее зябкую спину в демисезонном пальто, сообразил, что ни за что, ни про что обломал девчонке свидание.
Потянулись смурые дни ранней весны. Тусклые, пронизанные ощущением утраты, сначала – почти незаметным, потом всеохватывающим. Надо же, был маленький, уютный мирок, в котором мне отводилась приятная и даже почетная роль доброго домового, старого ворчуна, хранителя мимолетного счастья, а я одним неудачным движением все разрушил. Идиот старый! Устроил экспромт! Не умеешь шутить, не шути…
Вновь, как в декабре, начал слоняться перед занятиями и после по университетскому двору. Понурый, как побитый пес, хлюпая талой водой в старых текущий ботинках. Сморкаясь, кашляя и чихая. Встречая насмешливые взгляды каких-то девчонок, может быть, тех самых, которых зимой выгуливал на лыжах по заснеженному лесу. Тогда у меня даже на хватило соображаловки запомнить как следует их лица, поинтересоваться именами – вечный растяпа! И сейчас они хихичут надо мной, и не подойдешь, не спросишь про Ирину!
Да и что спросить? Почему она ко мне больше не приходит? А с какой стати она должна ко мне, старому обалдую, ходить? Она делилась со мной своей щедрой радостью, своей молодостью, своим юным восторгом, а мне вздумалось над ней поиздеваться. Вот и получил!
И нечего отираться возле университета. Везет лишь единожды, и птица счастья два раза подряд на один и тот же шесток не садится.
…Вновь Ирина забежала ко мне только недели через три. Занесла недорогой вафельный торт, была неестественно оживлена. У меня сразу сложилось чуточку тревожное предчувствие, и не из-за того, о чем она, как я догадывался, будет просить, а из-за чего-то другого.
Пили чай, Ирина много смеялась. Где-то на середине второй чашки, состроив уморительную гримаску и стрельнув глазками, она с уклончивым вызовом бросила:
– Ну, как у тебя с этой… 90 на 60 на 90?
– Какие 90, Ира, могут быть в моем возрасте? – торопливо забормотал я, стремясь как можно скорее замять ту историю. – Неужели ты не поняла, что я шутил?
– Так я и поверила! Шуточки же у тебя, – и она перевела разговор на приближающуюся сессию, на «преподов»; я переспрашивал, пытаясь с искусственно возбуждаемым интересом вспомнить, кто из знакомых ей педагогов учительствовал еще в мои студенческие годы, как они сейчас?