Приключения графини
Шрифт:
Замшевые сапожки утонули в Ольшенке, шляпа слетела во время скачки. Новое платье испорчено.
Босая, в нательной рубашке и брюках, с поцарапанными до крови руками — куда мне такой податься?
Я просто лежала на мокрой гладкой траве и смотрела в светлеющее небо, на сходящиеся в высоте макушки деревьев. На миг закрыла глаза… Когда открыла, стояла душная полуденная жара, на этот раз вполне естественная.
Иного выхода у меня не было. Взобравшись на коня, закрепив на поясе кинжал, я направилась в лазарет. Лазаретный ход для придворных и слуг находился от
Волосы высохли, и теперь развивались по плечам. Скачка проветрила голову, окончательно разложив все мысли по полочкам. Вид мой вызывал слишком много вопросов, чтобы попасть вот так во дворец. Другое дело лазарет. Руки, от кистей до плеч, были располосованы красными воспалившимися царапинами — теоретически мне могла понадобиться помощь. Именно по этой причине я не стала просить Лили-Оркуса заживлять ссадины, царапины и синяки.
Чтобы избежать светских сборищ, которые заполоняли днем все ухоженные тенистые места парков, я свернула в густой лес Большого парка, двигаясь между деревьями и кустами. Пятнышки теплого света Эндимиона и Акидона ласкали кожу, где-то вдали от меня жужжали мошки, пахло грибами, в глубине березовой рощицы пел соловей. Я дышала и не могла надышаться. Смотрела и не могла насмотреться. Так соскучилась… Очень грело душу, что в моем лесу стоит такая же благодать.
Изредка я направляла Федю, он норовил забраться в малинник или выбраться на парковую прогулочную дорогу.
Я просто знала куда ехать. Это было также естественно, как видеть, пить или чувствовать запахи. Можно назвать это интуицией.
… - Куда мы идем? — Дона дрожала, не смотря на тепло.
— К ручью.
Нас окружали могучие улихи, грабы, вдвое выше привычных, дубы. Лес казался заколдованным. Птицы молчали, только световые блики кружили вокруг. Позже, вспоминая, я поняла, что птицы смолкли из-за нас, а лес, и правда, был необычным, потому что имел заботливых хозяев.
— Откуда ты знаешь, что там речка? — пропищала Белла.
Нам было по двенадцать лет. Что я могла знать? Только чувствовать.
— Знаю и все.
Воспитательница повела нас на экскурсию, конечно, верхом. Нам же до тошноты надоели нудные экскурсии. Впятером, своей обычной компанией, мы решили изучить все сами. Отстали от группы, углубились в лес. Сначала было весело. Потом, ужаленная шершнем, кобыла Орэн понесла. Мы за ней следом. Когда Орэн справилась с лошадью, вокруг нас были одни деревья, без намека на какую бы ни было тропку.
Разумнее всего было вернуться по своим же следам. Но где там. Ни сломанных веток, ни приметных деревьев, кустов. Все чужое.
Речка обнаружилась за пригорком, с пологими берегами, быстрая, холодная и очень вкусная.
— И что дальше?
— Я так и знала! — воскликнула Дона.
— Куда дальше? — спросила Орэн. Смотрела она на меня. Мне кажется, что она догадывалась о природе моей интуиции, но никогда не говорила об этом.
Я прислушалась к себе. Действительно, я
Повернуть слегка направо — выйдешь на широкую проселочную дорогу, продолжать заданный маршрут — в деревню. Внутри поселился живой компас. Верный надежный компас-помощник…
Федька споткнулся о корягу и принялся хромать. Пришлось выбираться на обкатанную каретами дорогу. Пройдя без лишних вопросов пост гвардейцев лазаретского хода, я столкнулась с обозом раненных.
— Нимфа!
— Ты откуда, эй?
Я пожала плечами. Разговаривать не хотелось, тем более реагировать на глупые заигрывания.
— Эй, красавица…
— Лесная богиня!
— Отвалите от девушки, — это был очень хриплый голос. — Не видите плохо ей и без вас?
Принадлежал голос круглолицему пожилому мужчине, судя по остаткам мундира, подполковнику армейской пехоты. У него была глубокая длинная рана на груди, очень похожая на ту, что была у Дарена. С такой раной он еще умудрялся говорить.
Я подъехала ближе, рассмотреть. Чья-то потная рука обхватила мою лодыжку, с намерением затянуть меня на телегу. Выхватив кинжал я воткнула его… в податливое дерево телеги. Солдат успел убрать руку. И хорошо. Я научилась жестокости, он, возможно, когда-нибудь научится думать, прежде чем распускать руки.
— Да ты!… Обезумела что ли?! Чуть руку не проткнула!
— Держи свои руки при себе, солдат, — ответила я.
— Девушка, Вы не обижайтесь на него. Мы тут все без женского общества, вот и кидаемся, — подполковник говорил тяжело, с видимым усилием. Еще чуть и он провалится в обморок. Но нет, держится. Редкая, достойная внимания и уважения живучесть.
— Вам вредно говорить. Давайте, закрывайте глаза… — я потрогала воздух над раной. Сухой и колючий. К живучести можно приписать податливую структуру раны к магическому воздействию.
— Не нужно. Напоследок я хочу все видеть.
— Еще правнуков будете нянчить. Закрывайте, — я коснулась его лба, накладывая пелену забвения. — Дайте воды. Ну, живо!
Промыв рану, я накрыла офицера простынью. Рыжий рябой солдат перекрестился. Решил, дурной знак. Остальные, кто мог смотреть, и у кого было такое желание, пялились на мои ноги, грудь и задницу.
Я лежала на шее коня, маскируя пассы словами.
— Рана не такая и страшная. Я видела и хуже. Скоро Вы поправитесь. Обязательно, вот увидите. Еще будете удивляться, что собирались умирать.
Некоторые солдаты, кто смог усмирить свою похоть, начинали дремать.
Я сумела заживить сосуды, запаять те, что вылазили обрубками. Соединила разорванный желудок и селезенку. Мы были почти на месте, когда донесся приближающийся стук копыт.
— Гвардейский капитан, из дворцовой стражи.
— Да, слово держит. Только подполковнику уже все равно.
Оставались поломанные ребра и сама рана, которую зашьют в лазарете. Я послала коня рысью, чтобы успеть свернуть к черному входу до того, как Дарен нагнал обоз.