Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
Шрифт:
– Я знаю, – продолжал Учитель, – что тебе не терпится о многом рассказать мне, а также и от меня услышать важные новости. Но сейчас то ли я постарел настолько, что не могу делать два дела разом, то ли я уверился в том, что ты достаточно возмужал и будешь спокойно дожидаться нужного часа, но… отложим разговор!.. Каспер, Каспер, а ну-ка, погляди, что это? Твои глаза помоложе моих… Неужто это наши с Язвицким во главе?
Нет, это не были люди Язвицкого. Вправо от замка, там, где кончается лес, а подлесок постепенно переходит в холмистые поля, у излучины Лыни, в самом узком ее месте, где осаждающие недавно пытались
– Пан бурграв, пан бурграв! – позвал Коперник, видя, что кшижаки подвозят к излучине реки бревна, хворост, а стоящие на пригорке солдаты катят сверху камни и сбрасывают их в воду.
– Эге, дело ясное, – отозвался Дрохвич, – собачьи дети думают перекрыть Лыню и отвести ее в старое русло, чтобы мы подохли от жажды… Но что делать? Со стен туда пушками не достанешь!
– Да, положение скверное, – промолвил Коперник в раздумье. – Для пушек они слишком далеко… Остается одно – вылазка! Распорядись, кликни охотников, пан бурграв! Жаль, что никак не вызвать сейчас подмогу из лесу! – И, строго глянув на Каспера, добавил: – Не рвись, не рвись, никто тебя туда не пошлет! Ты не знаешь здешних мест – заплутаешься или провалишься в подмерзшее болото… А то напорешься на волчью яму… Их тоже для незваных гостей много заготовлено…
– Тогда позвольте мне принять командование над отрядом, – сказал Каспер. – Вылазки, внезапные нападения – этому я у казаков научился. Я не подведу вас, Учитель! – добавил он тихо.
Не дождавшись ответа, Каспер повторил с мольбой:
– Вы доверите мне отряд?
Коперник молча следил за тем, что делается во дворе замка. Потом, повернув Каспера за плечи в сторону ворот Ольштына, сказал коротко:
– Ступай! Люди ждут уже. В добрый час!
Около двух сотен человек в полной боевой готовности выстроилось у ворот. Каспер буквально слетел вниз, но не успел он отдать приказание спустить мост и открыть ворота, как Коперник снова окликнул его сверху:
– Подожди, Каспер! Присмотрись-ка: кажется, господь бог посылает нам подмогу! Подымись на вышку – это уже наверняка пан Язвицкий!
Раздосадованный задержкой, Каспер исполнил приказание Учителя. Ему не пришлось даже присматриваться: из самой чащи леса показался конный отряд. Всадники на мужицких лошадях были вооружены кто копьем, кто алебардой, а у иных красовался в руках кистень на длинной палке. Кое-где над конскими головами поблескивали косы.
С таким нехитрым снаряжением, не придерживаясь воинского строя, отряд с гиканьем и криками несся прямо на закованных в латы орденских наемников. Вот тебе и пан Язвицкий! Не похожи они на регулярную армию!
– Бей их, псов поганых! Бей кшижаков! – кричали мужики.
– Это помощь нам, – воскликнул Каспер, – но и мы должны их поддержать!
Ворота распахнулись, и отряд отлично вооруженных бойцов под командованием офицера в красно-желтом наряде, размахивающего шляпой, украшенной беличьим хвостом, ринулся на орденских наемников с юга, пока мужики крошили их с севера. Ведь за эту полную тревог и наблюдений неделю Каспер не нашел времени сменить немецкую одежду на другое платье.
В рядах противника началась паника. Обороняясь, кшижаки отступали к своему
– Щука! – закричал Каспер, приглядевшись к нему.
– Рыжий, друг мой! – воскликнул Генрих, спешиваясь.
Товарищи крепко обнялись.
– Сейчас, пожалуй, мне больше кличка «сивый» подошла бы, – сказал Каспер шутливо. – Да что это, Генрих, ты ранен! Немедленно садись на коня – и в замок!
Генрих поглядел на высокие башни Ольштына, на его литые чугунные ворота и чуть поморщился.
– Ну, что ты раздумываешь, Щука? – с укором сказал Каспер. – Тебе, видно, претит одно слово «замок», но погляди-ка: отстояли-то его наши бравые хлопы-ополченцы! А потом, тебя необходимо по-настоящему перевязать – это во-первых, а во-вторых, надо же потолковать старым товарищам!.. А ты, Щука, смотри-ка, сразу меня узнал! – добавил он, не скрывая радости.
И прямолинейный, правдивый и холодный (недаром же его прозвали Щукой) Генрих Адлер покривил душой: о том, что Каспер Бернат пробирается к Ольштыну, он был предупрежден братом Робертом. В этом обезображенном красно-желтом ландскнехте и родная мать не признала бы его однокашника!
– А чего мне было тебя не узнать? – пробормотал мужицкий вожак, отводя взгляд в сторону.
Потом он отдал какое-то распоряжение своим, и люди его исчезли так же внезапно, как и появились.
Ольштынский наместник встретил их у ворот. Он обнял Каспера и тепло приветствовал Генриха.
– Добро пожаловать, панове, в наш замок!.. Э, да вы ранены? Ну, рукой вашей займусь я сам… В Ольштыне вы найдете приют на любой срок. Вы, я вижу, с Каспером старые знакомые, пан…
– …Генрих, – подсказал Каспер. – Генрих Адлер…
– Устрой же пана Генриха как можно лучше и поручи его заботам Войцеха. Я считаю излишним, пан Генрих, говорить о том, как вы с вашими ребятами выручили нас сегодня. Пан сам понимает, что я чувствую…
Генрих, не говоря ни слова, поклонился.
Всю ночь напролет проговорили старые товарищи. Несмотря на рану и на большую потерю крови, Генрих не хотел укладываться и не отпускал Каспера от себя.
– Давай сойдем вниз, к канонику Гизе, он ведет там дневник осады, – говорил Каспер жалобно. – Я уже столько дней в замке и до сих пор не удосужился наведаться к нему! А ведь он сделал для меня так много!
Однако с Генрихом договориться было трудно. Одно слово «каноник» приводило его в бешенство.
– Пока все воюют, твой каноник сидит себе внизу и ведет дневник осады. А Войцех тем временем доставляет на подносе прямо к его ложу яства и вина!
Прямолинейный, правдивый и холодный Генрих умел быть иной раз чудовищно несправедлив: отец Миколай рассказал Касперу, что в начале осады Тидеман Гизе дни и ночи проводил с ним бок о бок на сторожевой вышке или на стенах замка. И, только когда было получено распоряжение его величества о том, что канонику поручается вести дневник осады, отец Тидеман. по горячей просьбе наместника, спустился вниз, в подвал, где можно было спокойно работать, так как туда слабее доносился грохот канонады. Здесь же он принимал и донесения лазутчиков, и те немногие вести из Великой Польши, которые, рискуя жизнью, доставляли гданьские и краковские курьеры.