Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)

Говард Роберт Ирвин

Валанн побледнел.

– Я не знал, что он покинул форт. Должно быть, он спятил!

– Вот именно, – ответил Конан. – Как и остальные четверо; каждый из них, когда пришло его время, сошел с ума и ринулся в лес навстречу смерти, как заяц, спешащий удаву в пасть. Нечто позвало их из глубины леса, нечто такое, что люди называют «зовом» за неимением лучшего слова, но его слышат только обреченные. Против колдовства Зогара Зага аквилонская цивилизация бессильна.

Валанн не нашелся что ответить; он лишь вытер лоб дрожащей рукой.

– Солдаты знают об этом?

– Мы оставили тело у восточных ворот.

– Надо было скрыть этот факт, а тело спрятать где-нибудь в лесу. Боевой дух и так низок.

– Они все равно узнали бы об этом рано или поздно. Если бы я спрятал тело, оно вернулось бы в форт так, как это случилось с Сократом, –

привязанным к наружным створкам ворот, чтобы люди обнаружили его утром.

Валанн вздрогнул. Повернувшись, он подошел к двустворчатому окну и молча уставился на реку, черную и искрящуюся в свете звезд. На той стороне сплошной темной стеной вздымались джунгли. Тишину нарушил далекий визг пантеры. Ночь тяжким покрывалом окутывала их со всех сторон, заглушая звуки солдатского лагеря под окнами и гася огни костров. В черных ветвях стонал ветер, гоня рябь по темной воде. Он принес с собой низкий негромкий ритм, зловещий, как поступь крадущегося леопарда.

– В конце концов, – сказал Валанн, словно разговаривая сам с собой, – что мы знаем – что знает вообще хоть кто-нибудь – о том, что скрывается в джунглях? До нас доходят слухи об обширных болотах и реках, о лесе, что тянется до самых дальних равнин и гор, обрываясь лишь на побережье закатного океана. Но о том, что лежит между этой рекой и тем океаном, мы не смеем даже гадать. Еще ни один белый человек из тех, кто углублялся в эти просторы, не вернулся, чтобы рассказать нам о том, что видел. Мы тешим себя гордостью за свои цивилизованные знания, но они крайне ограниченны – простираются лишь до западного берега этой древней реки! Кому ведомо, какие создания, земные или потусторонние, таятся за крохотным кругом света, который отбрасывает наше знание? Кто знает, каким богам поклоняются под сенью этого языческого леса, какие демоны выползают на свет из черной жижи болот? Кто может быть уверенным в том, что все обитатели этой черной страны имеют естественное происхождение? Зогар Заг – ученые мужи городов Востока смеются над его примитивной магией, сравнивая ее с ужимками факира; а он взял и свел с ума, а потом и умертвил пятерых взрослых мужчин, и никто не может объяснить, как ему это удалось. Иногда мне кажется, что и сам он – не совсем человек.

– Если я подберусь к нему на расстояние броска топора, то решу эту проблему, – прорычал Конан, угощаясь комендантским вином и подталкивая стакан Бальту, который неуверенно принял его, метнув вопросительный взгляд на Валанна.

Комендант повернулся к Конану и принялся задумчиво созерцать его.

– Еще немного, – сказал он, – и солдаты, которые не верят ни в призраков, ни в демонов ударятся в панику. А ты веришь и в призраков, и в вампиров, и в гоблинов, и в прочих сверхъестественных существ и при этом не боишься их.

– Во вселенной нет ничего такого, с чем не могла бы справиться холодная сталь, – ответил Конан. – Я метнул топор в демона, но он не причинил ему вреда, хотя я мог промахнуться в сумерках или ветка могла отклонить топор в полете. Я не собираюсь из кожи вон лезть, разыскивая демонов, но и не сверну в сторону, чтобы дать им дорогу.

Валанн поднял голову и посмотрел Конану прямо в глаза.

– Конан, от тебя зависит больше, чем ты думаешь. Тебе известно слабое место этой провинции, узкого клина, вбитого в дикие земли. Тебе известно, что жизни всех людей к западу от болот зависят от этого форта. Если он падет, окровавленные топоры начнут кромсать ворота Велитриума еще до того, как всадник успеет пересечь пограничные земли. Его величество или советники его величества проигнорировали мои просьбы прислать подкрепления, чтобы удержать границу. Им ничего не известно о том, что здесь происходит, и они не желают вкладывать сюда деньги. Так что будущее границы зависит от людей, защищающих ее. Ты знаешь, что основная часть армии, завоевавшей Конайохару, была отведена на прежние позиции. Ты знаешь, что у меня осталось очень мало сил, особенно после того, как этот дьявол Зогар Заг отравил наши источники питьевой воды и в один день умерли сорок человек. Многие из оставшихся больны, а других покусали ядовитые змеи или покалечили дикие звери, которых вокруг форта становится все больше. Солдаты верят Зогару, когда он похваляется тем, что может вызвать из леса зверей, чтобы расправиться со своими врагами. У меня три сотни копейщиков, четыреста боссонийских лучников и еще человек пятьдесят тех, кто, подобно тебе, умеет читать следы и воевать в лесу. Каждый из них

стоит десяти солдат, но их очень мало. Откровенно говоря, Конан, ситуация складывается безвыходная. Среди солдат ходят упорные разговоры о том, чтобы дезертировать; они окончательно пали духом и верят в то, что Зогар Заг спустил на нас всех дьяволов ада. Они боятся черной чумы, которой он угрожает нам, – ужасной черной смерти болот. Завидев больного солдата, я начинаю обливаться холодным потом от страха, что он почернеет, ссохнется и умрет у меня на глазах. Конан, если на нас обрушится еще и чума, солдаты разбегутся! Граница останется без защиты, и тогда ничто не помешает черным ордам подступить к самым воротам Велитриума – а может, и пойти дальше! Если мы не сможем удержать форт, разве смогут они отстоять город? Конан, Зогар Заг должен умереть, если мы хотим сохранить Конайохару! Ты ходил в неизученные и глухие дебри дальше любого человека из форта; ты знаешь, где находится Гвавела; тебе известны лесные тропы на той стороне реки. Ты согласен возглавить группу людей и выступить с ними сегодня же вечером, чтобы попытаться убить или захватить колдуна в плен? Да, я знаю, это безумие. Существует лишь один шанс из тысячи, что кто-нибудь из вас вернется назад живым. Но если мы не одолеем его, то погибнем все до единого. Ты можешь взять с собой столько людей, сколько захочешь.

– В таком деле дюжина воинов принесет больше пользы, чем целый полк, – ответил Конан. – Пятьсот солдат не смогут с боем прорваться к Гвавеле и вернуться. А вот дюжина охотников может проскользнуть незамеченной и вернуться. Я сам отберу людей. Солдаты мне не нужны.

– Я пойду с тобой! – горячо воскликнул Бальт. – Я всю свою жизнь охотился на оленей в Тауране.

– Хорошо. Валанн, мы поедим в казарме, где собираются охотники, и я отберу себе людей. Мы выступим через час, спустимся на лодке по реке ниже деревни, а потом тайком высадимся и пойдем через джунгли. Если останемся живы, то вернемся к рассвету.

3. Крадущиеся во тьме

Река была едва различима между двумя черными стенами берегов. Весла, толкающие вперед длинную лодку, которая медленно ползла вдоль восточного берега, неслышно окунались в воду. Бальт смутно видел очертания широких плеч мужчины, сидевшего перед ним. Он сомневался, что следопыт, скорчившийся на носу лодки, видит хоть что-нибудь на расстоянии вытянутой руки. Конан, очевидно, руководствовался шестым чувством и тем, что знал реку как свои пять пальцев.

Все молчали. Бальт имел возможность хорошенько рассмотреть своих спутников еще в форте, перед тем, как они выскользнули наружу и спустились к берегу, где их уже ждало каноэ. Это были сплошь представители новой расы, выросшие в суровых условиях пограничья, – мужчины, в силу необходимости научившиеся жить в лесу. Все они были аквилонянами из западных провинций, и у них было много общего. Одевались они одинаково – в сапоги из оленьей кожи, кожаные штаны и рубашки. Талию каждого перетягивал широкий пояс, на котором висели топоры и короткие мечи; это были худощавые, покрытые шрамами беспощадные воины, мускулистые и немногословные.

В некотором смысле их можно было назвать дикарями, но тем не менее между ними и киммерийцем пролегала глубокая пропасть. Они были детьми цивилизации, вернувшимися к первобытному образу жизни. Он же был варваром от рождения, продуктом тысяч поколений варваров. Они обрели сноровку и ловкость, а он обладал ими с колыбели. Он превосходил их даже в точности скупых движений. Они были волками, а он – тигром.

Бальт восхищался ими и их вожаком, испытывая прилив гордости при мысли о том, что они приняли его в свою компанию. Он гордился тем, что его весло производит ничуть не больше шума, чем их весла. По крайней мере в этом смысле он чувствовал себя ровней, хотя умение жить в лесу, обретенное им в хижинах Таурана, не могло сравниться с той наукой, что прошли эти мужчины здесь, в пограничье.

Чуть ниже форта река делала поворот. Огни форпоста быстро растаяли вдали. Но каноэ прошло еще примерно с милю, старательно огибая коряги и топляки с почти сверхъестественной легкостью.

Вдруг их вожак едва слышно свистнул; они быстро развернули лодку и направили ее к противоположному берегу. Оказавшись на середине реки после густой тени кустов, в изобилии росших на берегу, они почувствовали себя почти голыми. Но Бальт знал, что в неверном свете звезд заметить тень их каноэ, скользящего по воде, было почти невозможно, если только кто-либо не следил за ними специально.