Приключения либроманта в СССР
Шрифт:
— Хм, — глянул толстячок на часы, — Время до съёмок у нас есть. Ну что, товарищи, послушаем, как провинциалы нам нос утрут?
Пересмеиваясь, все четверо поднялись и мы прошли по коридору до двери с надписью "Звукооператорская". Табличка "Тихо! Идёт запись" была погашена, а дверь наполовину открыта, что по летнему времени видимо заменяло собой вентиляцию.
— Максим Исаевич, нам бы фонограмму прослушать, — первым зашёл в двери Дмитрий Николаевич.
— Сейчас сделаем, — принял из моих рук бобину пожилой мужик непрезентабельной
Пока все рассаживались на табуретки и колченогие стулья, я осмотрелся.
Мда-а. Оборудование под стать звукооператору. Как по мне, так оно ещё лет пять назад жить устало. Здоровенные гробы в металлических корпусах, выкрашенные молотковой эмалью, уже изрядно потрёпаны, да и половина надписей на панелях стёрлась от старости. Местами вместо ручек стоят разномастные лабораторные "клювики", а в самих панелях не хватает половины болтов.
— Стоп, — на первом же треке замахал я руками, — Куда частоты делись?
— Сколько раз говорил, чтобы головки новые выписали. На этих уже канавы пропилены, — проворчал звукооператор, останавливая прослушивание и снимая с полки аптечного вида пузырёк с надписью "Спирт" на наклеенном на нём лейкопластыре. Рядом стояли другие бутыльки, судя по надписям, с уксусом и ацетоном. Щедро плеснув спирт на кусок ваты, он сноровисто протёр головки магнитофона.
— Ну вот, другое дело, — кивнул я, когда фонограмма пошла с уже приличным качеством.
Следующие три трека прослушали молча, а потом Дмитрий Николаевич сделал звукооператору знак, требуя остановить запись.
— Что скажешь, Максим Исаевич? — спросил он у задумавшегося мастера звука.
— Не у нас записывали. И даже не на "Мелодии". Сначала думал, что "Балкантон" записывал, но пожалуй нет, судя по качеству "Супрафон", не меньше. Хотя, говорили, что для Гостелерадио что-то новое должны были закупить, может оттуда? — вслух высказался звукооператор.
— Понятно, — смешно надул губы толстячок, о чём-то размышляя, — Ладно, вы сидите тут, дальше слушайте, а мы с молодым человеком пойдём поговорим.
С Дмитрием Николаевичем мы вернулись обратно в курилку, по ошибке называемую всеми кабинетом главного режиссёра. К счастью, летнее время позволяло распахнуть половину окна, что главреж и сделал, зайдя в комнату.
— Чай будешь? — спросил он у меня.
— Нет, спасибо, — отозвался я, уже представляя, что эта чайная процедура сама по себе испытание.
На носике алюминиевого электрочайника явственно просматривается этакий коричневый сталактит из накипи, а разнокалиберные кружки, стоящие на столе, отнюдь не блистали первозданной чистотой.
— Ну и Бог с ним. Ты вот что мне скажи, ты на Мосфильме свою музыку давал кому-то слушать?
— Пока нет. Я, знаете ли, жутко самокритичен. Не услышал бы Николаев её у нас в ДК, так я, пожалуй, не скоро бы созрел к тому, чтобы самому её показывать, — лихо сплёл я свои
В самом начале своей музыкальной деятельности, когда я действительно страдал оттого, что слышал, как звучат откровенно трешевые композиции на радио, я всё равно не мог пересилить себя. Казалось, что я свои треки переоцениваю. Выложи их, и тебя с дерьмом смешают. А там, хоть вешайся.
— Не показывал, значит… — задумчиво постучал главреж пальцами обеих рук по столу, — А про Артемьева слышал когда-нибудь.
— Кто же про него не слышал! — откликнулся я, мысленно поставив себе плюс за то, что не поленился просмотреть список самых удачливых композиторов, пишущих музыку для фильмов.
Так-то задолго до моего рождения этот Артемьев уже свалил в Штаты, и вроде что-то там вполне успешно писал для Голливуда.
— Артемьева, нам понятное дело, для нашей серии фильмов не заполучить. Он сейчас только с теми, кто на волне, работает. Михалков, Тарковский, Кончаловский, Шахназаров. А нам, документалистам, где музыку брать? — неожиданно повысил голос Дмитрий Николаевич, стуча по столу сжатым кулаком.
— Да ладно вам. Полно у меня музыки. Я вам и десяти процентов не записал того, что могу за день — другой под ваши требования подогнать, — попытался я успокоить толстячка, лицо которого покрыл нездоровый багрянец. Того и гляди, инсульт хватит, или инфаркт накроет, — А то и новое напишу что-нибудь, если толково объясните, что именно хотели бы услышать.
— Не врёшь? — посмотрел на меня главреж исподлобья, — А-а, вижу, не врёшь. Короче, парень, давай дружить. Пока тебя в художественные фильмы не сманили, я тебе объясню, что с нами тоже можно нормально жить, если тебя медные трубы не прельщают. И ты не думай, что документальные фильмы, это не престижно. Я тебя с такими режиссёрами познакомлю…
— Мне бы деньгами, — почесал я затылок, — И чтобы законно.
Ну, да. Вот такой я простой. Пять минут назад из Чувашии приехал. Ешьте меня тёпленьким. Забалтывайте мне уши.
— Так как не законно. У нас всё чин — чином. Трудовой договор, оплата по тарифам… — всплеснул главреж руками.
— По тарифам Союза Композиторов?
— Э-э… Не знаю. Это потом в бухгалтерии скажут, — признался толстяк, потея.
Млин. Ещё один минус социализму. Даже при приоткрытом окне люди тут пахнут, когда потеют. А когда они сильно потеют, то и пахнут сильно.
— А мне "потом" не надо. Сделаете, "до того, как", считайте, что договорились. С вас Союз Композиторов, с меня музыка. Много музыки, — выделил я голосом ключевые слова.
— Я вам что, Бог?
— А мы поставили друг перед другом непосильные задачи?
— Но поймите, в вашем вопросе от меня не так много зависит. Я понимаю, что ваша фамилия в титрах фильма — это уже серьёзный повод…
— Знали бы вы, как порой трудно сочинить что-то интересное, — в тон ему ответил я, облокачиваясь на стол.