Приключения маленького тракториста

Жестев Михаил Ильич

— Сам не пойму, — пожал плечами Колька. — На тебя взглянешь, сразу видно, — ты родня.

— Все равно будем говорить, — ты племянник, а я нет!

— И больно на лицо вы схожи, — рассматривая Алёшку, продолжал Лопатин, — особенно носами. Нос курносый. На одного рос, семерым достался…

— Не болтай!..

— А что дашь, чтобы, дядя Иван не узнал тебя? Дрова за меня колоть будешь?

— Буду.

— А воду таскать?

— Ладно, и воду буду. Только ты скажи, — что сделаешь?

— Заговорю глаза дяде Ивану, — хитро подмигнул Колька.

— Да ну тебя! — отмахнулся Алешка.

— Ну ладно, — смилостивился Колька, — будем вместе и дрова колоть и воду носить. А знаешь, почему дяде Ивану трудно тебя узнать? Человек сам себя хуже всего видит. А другим

вас не сравнить: дядя Иван старый, а ты молодой.

Новые раздумья, новые заботы

С того дня Алешка стал жить у дяди Ивана. Страхи его прошли, но о своем обмане он думал все чаще и чаще. Ему хотелось доказать, что он совсем не плохой. Что бы он ни делал — отвечал ли урок, вел ли машину на трактородроме или просто выполнял домашнее задание, — все он старался сделать хорошо и мысленно засчитывал это как некое, пусть очень маленькое, но все же искупление своей вины. Ты лучше всех окончишь училище, ты дашь самую большую выработку на трактор, и тебя простят… Он мечтал стать тысячегектарником. Вот тогда, несмотря ни на что, ему скажут: «Молодец, Алешка!» и лишь пожурят за то, что он пробрался в училище под чужой фамилией. Это, конечно, было самоутешением, но оно успокаивало, помогало учиться и вполне устроило бы Алешку, если бы не одно весьма важное обстоятельство. Быть тысячегектарником! Но почему Шугай отказался? Алешка чувствовал, — вся его система оправдания рушится. Что значит быть тысячегектарником? Он читал про передовых трактористов; о них им рассказывали на занятиях, и пока перед ним была газета, пока он слушал рассказ преподавателя, все было ясно и не вызывало никаких сомнений. У передового тракториста большая выработка, высокий урожай, в отличном состоянии машина. Но стоило Алешке подумать о Шугае, все путалось.

Со всеми своими раздумьями Алешка решил пойти к завучу.

Сергей Антонович просматривал классный журнал.

— Ты зачем? — спросил он и улыбнулся. — Николай Лопатин — пять, пять, пять. Круглый отличник. — Сергей Антонович словно разговаривал сам с собой.

— Я к вам, Сергей Антонович.

— Садись. Я и сам давно хотел с тобой поговорить. Ты как считаешь, кроме тракторов и машин, в жизни что-нибудь есть? Ну, скажем, дружба?

— Есть…

— Стало быть, дружбу признаешь? А с кем ты дружишь?

— С Пудовым Игнат Васильевичем.

— Ишь ты! С Игнат Васильевичем, да еще сначала по фамилии назвал — Пудовым! А тебе надо дружить с Володькой, Петькой, Ванькой! Они погодки твои!

— Не знаю…

— Потому и не знаешь, что весь свет в окошке — твои трактора! А без друзей не проживешь. Понятно тебе это?

— Понятно…

— Врешь, не понятно. Было бы понятно, давно бы и товарищей имел и в комсомоле был. С тобой наши комсомольцы говорили?

— Нет.

— Так и знал! — насупился Сергей Антонович. — Вот если бы выступал да на всяких собраниях болтал, — сразу бы заприметили. Ну да не в этом дело. А сам-то ты почему не комсомолец?

— Не думал…

— А ты подумай, как настоящим человеком стать!

Как это он сам не подумал раньше о комсомоле!

Алешка уже видел себя комсомольцем, и теперь потребность совершить что-то необыкновенное стала просто жизненно необходимой. Надо стать тысячегектарником! А как?

В воскресенье Алешка собрал все имеющиеся у него деньги, приложил к ним сто рублей, одолженные в счет получки у дяди Пуда, и, прихватив с собой веревку, которой носили дрова, отправился в город. В городе он остановился около большого, недавно выстроенного двухэтажного здания, взглянул на витрину и решительно открыл широкую стеклянную дверь в книжный магазин. Алешке тут не раз приходилось бывать. Покупал тетради, чертежную бумагу, карандаши. И все же у книжного прилавка он растерялся. Так однажды было в деревне. Он пришел с бабушкой в сельмаг. Взглянув на книжную полку, с тревогой подумал, — как же бабушка найдет среди многих книг ту, которая именно нужна для него?.. Но если в деревне рядом была бабушка, да и выбрать предстояло лишь букварь, то кто скажет сейчас, какие ему нужны книги, чтобы добиться того,

что он задумал? Обилие книг подавляло Алешку. Однако очень скоро он обнаружил, что книги на полках расположены в определенном порядке. Литература, медицина… А где по технике? Вот они — у окна! Ну что ж, выбирай, Алешка. Дифференциальное исчисление… Теория жироскопа… Непонятно… Ага, «Гусеничные тракторы»… Тетенька, что же вы — иль не видите настоящего покупателя? А ну, подайте «Машиноведение» и вон ту книжку — «Бормашины». Ой нет… Клади скорей обратно! Это, когда зубы сверлят. Зато «Автоматика», наверное, пригодится. И справочник механика тоже нужен. Да что он стоит и выбирает? Нужную книжку пропустит, ненужную возьмет. Чего проще? Пусть тетенька даст ему все, что есть, а после он разберется.

— Вы бы в коллектор обратились, — сказала продавщица.

— Некогда ходить туда…

К счастью Алешки, у него было не так уж много денег. Но стопка получилась изрядная. Он перевязал книги веревкой, взгромоздил на спину, как дрова, и, довольный приобретенными сокровищами, направился к дому. Алешка торжествовал. Теперь он наверняка сможет решить, как стать настоящим человеком. Подумать только, как он богат! Что в книгах, то будет и у него в голове. Ведь книги его. Это как хлеб в закромах.

Дома Алешка разложил на столе приобретенное богатство. Он перелистывал страницы, читал целые главы, но, увы, нужное ему не находил. Уже не зашифровано ли оно в непонятных формулах, где что-то возводится в степень, где из чего-то извлекают корень и столько иксов, что не разберёшься в них.

Стояла поздняя осень. Как-то вечером Алешка возвращался из училища. Он знал, что дома никого нет. Дядя Иван вот уже который вечер сидит в кладовой запчастей, — принял на себя еще одну должность; а Колька — в Речном. В эти дни Алешка даже завидовал Кольке. Вот поступил в речную школу, не мечется в поисках чего-то неизвестного, пришвартовался к своему делу. По этому ‘случаю Алешка даже написал бабушке письмо. Хотя в речной школе он не бывал, — и кого она готовит ясно себе не представлял, — пусть бабка порадуется, — ее внук будет капитаном парохода. Правда, не все выходят в капитаны. Но все равно, если не капитаном, то лоцманом; если не лоцманом, то боцманом и уж, во всяком случае, мотористом. А это значит все равно, что трактористом. Пусть бабушка не беспокоится, — все идет как надо, и он, Алешка, в самом скором времени выйдет в люди и будет получать не меньше, чем полтысячи.

Однако Алешка рано успокоился за друга. В этом он убедился в тот же вечер, когда они встретились у калитки.

— Капитану речного плавания! — приветствовал Алешка.

— Да ну ее эту школу! — устало отмахнулся Колька.

— Сам же хотел поступить…

— Набрехали: интересно, можно стать капитаном… А ничего интересного нет! Встретил я ребят с Волхова. Все на воде да на воде. А зимой в затоне. Все на ветру да на ветру. И смеются: «Парле франсе?» Отдай концы!

— А ты не слушай их. Мало ли кто чего скажет!

— Видно, верно надо отдавать концы.

Они вошли в дом и зажгли свет в своей маленькой комнатушке. Алешка присел на кровать и некоторое время молча разглядывал Кольку. Было жалко Лопату, — опять заладил свое. И в то же время хотелось сказать ему что-нибудь обидное. Прогонит его дядя Иван и правильно сделает. Все же чувство жалости взяло вверх, и Алешка сказал душевно, стараясь, чтобы Колька понял его:

— Ты смотри, наотмашь не руби. Уйти из школы за день можно, а назад только через год примут. Да и прежде чем уходить, надо же знать, — куда уходить? Ты что, жалеешь, что на золотоискателя не приняли?

— Нет.

— А что же ты хочешь?

— Не знаю, — выкрикнул Колька, — сам не знаю!

— Крученый ты, Колька.

Лопатин горько усмехнулся:

— Ну да, крученый! Вот так и хочется бросить все, лечь в лодку и куда-нибудь плыть. Лежи на дне, смотри в небо и плыви!

— Так и перевернуться недолго, — деловито решил Алешка. — На бревно наедешь — и кувырк.

— Кувырк, говоришь? — переспросил Колька и подсел к Алешке. — Давай вместе уедем. Ну что тебе дался твой трактор? Учишься, учишься, а тебя раз — и за шкирку.