Приключения менеджера. Продолжение
Шрифт:
– Мы мирные иностранцы, сидим себе в отеле, нос на улицу высунуть боимся, а бандиты и сюда лезут! И куда только полиция смотрит? В общем, мы ничего не знаем и ничего не видели, в нашу дверь стреляли, а мы стреляли в ответ. Вот и все.
Наконец полицейские так же убрались восвояси. Да тяжелая выдалась ночь. Утром следующего дня, я предупредил хозяина гостиницы , что мы к вечеру уезжаем и попросил счет, оплатив его ( включая проживание за сегодняшний день, а также завтрак, обед и ужин). После чего, позавтракав, мы вместе с нашими вещами внезапно покинули отель "Глобус", наняли на берегу лодочника и поплыли в порт. Ключ от номера я послал с уличным мальчишкой, который за пару мелких монет вызвался передать записку в отель. Надеюсь, что наши маневры помогут нам сбить с толку возможных грабителей, к тому же добираться по воде на лодке, мне кажется, намного безопаснее, во всяком случае, видимость здесь намного лучше, чем в лабиринтах кривых улочек Стамбула. Там постоянно приходится следить за своими карманами, и даже гид, которого я нанимал в первый день, как я заметил, старался не высовывать своих рук из карманов, что бы в них не оказались чужие руки. Путь наш, на этот раз, прошел без происшествий, к которым мы так усердно готовились, и уже через час я размещался в комфортабельной каюте 1-го класса французского парохода Тулон. Курт и Гюнтер расположились в соседней, в прочем можно было открыть межкаютную дверь и пользоваться этими помещениями, словно одной каютой. В порту царило столпотворение , стояли пароходы всех флагов и всех наций, лодки-каяки, словно
Глава 23.
Отоспался я весь оставшийся день и часть ночи. Проснулся очень рано, еще было темно. Вышел на палубу, постепенно начинало рассветать. Чудесное утро. Похоже, что мы уже вышли из мраморного моря и прошли Геллиспонт. Завтракали, потом гулял на палубе. Прошли в виду Лемноса, острова в Эгейском море. На палубе виден красивый пожилой турок, раненый, наверное, еще в Крымской войне. Путешествует со своим гаремом в Европу. В его гареме я заметил пару довольно прелестных женщин, не смотря на то, что все они кутались в платки. Далее миновали еще несколько греческих островов. На следующий день проходили берегом в виду Олимпа, сверкающего ледяной вершиной. Кажется, там обитают греческие боги, и наверное, им не очень уютно. Еще наблюдал, за гаремом пожилого эфенди, женщины молились на палубе, расстелив свои коврики. Симпатичные -это наверное турчанки, а может гречанки или болгарки (пока еще Болгария в составе Турции, как и греческий Крит). Я заметил среди женщин даже двух негритянок, ну такого у меня в Африке добра много. Я попытался заговорить с женщинами, но тут же прибежал старый турок и начал что-то мне кричать, яростно брызгая слюной из своего вонючего рта. За его спиной, угрожая, маячил его мордоворот-слуга. Это что за чучело? И что мне в его свиной перекосившейся морде, почудилось красивого? Как вообще таких вот, пускают на пароход? Вполне достаточно я терпел турецкие заскоки в Стамбуле, делая вид, что так оно и нужно. Но здесь уже не Стамбул. Сейчас я стукну это чудо в перьях по его тупой роже, которая не понимает, что я не желая видеть его физиономию, а он с чего то решил что ему позволено разевать свой рот, и он сразу заткнется, а не заткнется так мне не трудно стукнуть и второй раз, и так далее пока до него не дойдет очевидное. А потом я своим револьвером прогоню с палубы его недоразвитого слугу, а если тот не поймет моих намеков, так всажу ему пулю в ногу. Но мы же не турки, тут люди сейчас отдыхают, зачем их беспокоить? Сделаем все красиво и благородно. Развернувшись, я спустился в свою каюту, позвал Курта и Гюнтера. На палубе мы прижали старого турка к борту, и Гюнтер больно ткнул его в брюхо стволом револьвера.
Эфенди, что то сильно распалился -сказал ему я. Наверное, уважаемому, нужно срочно охладиться в холодной зимней водичке, иначе он еще, не дай аллах, заболеет и помрет. Давай прыгай и плыви!
Мордоворот-слуга турка было рванулся к нам, но Курт, показал ему свой револьвер и сказал
– Стоп.
Тот как видно все понял и сразу утратил всякий интерес к нашему разговору. Вот и правильно не вежливо встревать в чужую беседу, если тебя о этом не просят. Так я того и гляди, турок начну цивилизовывать! Старый турок долго и униженно извинялся, скулил, что такого больше не повториться. Да, ты герой похоже жидок на расправу! Сразу сдулся и опал, словно куль с навозом.
Ладно, пока живи!
– я простил турку его дикую выходку .
Больше я этого турка с его гаремом на пароходе не видел, видно он забился в свою каюту, а потом сошел на берег в первом же порту. Ишь, развелось героев Севастополя. Таких героев нужно еще в детстве убивать из рогатки, как говорил классик. Ничего, скоро Вам и англичане не помогут, так как денег у них теперь будет не хватать на все их планы. А то устроили заповедник! Скоро уже в Стамбуле будут жить нормальные люди, если конечно русский царь в очередной раз не напортачит. Миновал еще день, мы прибыли в Салоники. На причале огромная толпа бедняков садилась на австрийский пароход, на Константинополь. Турки, греки, евреи, все с грудами пыльного барахла. Над толпой рев носильщиков и ссоры из-за багажа. Носильщики борются за обладание огромными тюками и связками тряпок, толпа жестикулирует разными способами, спорит на всех языках мира. На берегу виднеются какие-то стены с башней, рядом с ней поставлен часовой, далее базар. Смотрел, наблюдал, пил кофе с ликером. Любовался голубизной моря и белизной облаков, похоже , что цвета греческого флага, подсказаны грекам самой природой. Наконец тронулись, пару дней шли вдоль греческих берегов , мимо каких то островов, наконец прошли Морею, еще через пару дней прибудем в Мальту. В Мальту мы пришли ночью, когда я спал, утром оделся и вышел на палубу, но судно уже отдавало якорь. Оказалось, мы приняли на борт пару пассажиров немца и грека. В полдень прошли в близи острова Пантелярия. Прекрасный вид, прелестный ландшафт, все такое яркое и голубое. Вздыбленные скалы, возделанные склоны и равнина, на ней разбросанные домики милого городка и большой красивый замок. Спросил -оказалось это Неаполитанская тюрьма для заключенных. Дальше уже только Марсель, несмотря на то, что идет европейская зима, пока плывем тихо, как по озеру. Мои немцы отоспались, и теперь сидят в каюте, раскладывают пасьянсы и охраняют наши ценности, во Франции им будет тяжелее. Наконец, мы прибываем в гавань Марселя, порт забит разнообразными судами, мол, у причалов множество кораблей, далее видна набережная, склады, многоэтажные дома , какие то кирпичные трубы- напомнившие мне восточные минареты. В порту постоянное мельтешение и суматоха, все носятся словно угорелые, мы быстро проходим таможню, находим извозчика, едим на железнодорожный вокзал. Вокруг булыжная мостовая, каменные дома, в несколько этажей, и даже трамвайные рельсы. Последние правда пока только для конки- конной железной дороги- первого массового городского общественного транспорта. Курт немного знает французский, так что он ведет нашу группу прямо к цели. На вокзале берем билеты на Париж на ближайший поезд, отправление через пару часов, их мы проводим их с пользой в привокзальном буфете. Вот и приходит время разместиться в поезде, а мы выкупили себе два соседних купе, провожающие на перроне торопливо
– Это же Французы, что с них взять.
А до Седана оставалось еще целых 3 года! Хотя ближе к ночи и наши весельчаки успокоились, правда, предварительно перед этим изрядно загадив туалет в нашем вагоне. Пристрелить бы парочку для профилактики! Но мы здесь ведем себя паиньками, все же старая Европа, пусть местные ведут себя по-свински, но мы пока промолчим. Тем не менее, мы едим быстро, за окном мелькают поля и виноградники Франции, колеса равномерно стучат по рельсам. Есть ходим в вагон ресторан, французов- попутчиков мы подчеркнуто игнорируем. Еще один день мучений и вечером прибываем в Париж. Прибыли уже ночью, на вокзале взяли извозчика он отвез нас в гостиницу "Лувр", на дворец правда она не очень похожа , но комната на 6-м этаже для нас нашлась, мы люди не привередливые, переночуем втроем на двух кроватях и кушетке, да и дежурить по ночам мы так и не перестали. На утро снова спешим на вокзал, там берем билеты на Брюссельский поезд, привычно ждем отправления в привокзальном буфете. Едем по северу Франции, скоро Бельгийская граница, время собраться с мыслями. Заедем в Антверпен, у меня осталось 9 крупных камней и куча мелочи, дороже чем в Антверпене алмазную мелочь мне не продать ,здесь ювелиры -гранильщики специализируются на подобных камнях, а легенду я себе уже придумал. С пересадкой через Брюссель мы прибыли в Антверпен, где прямо от железнодорожного вокзала начинался Алмазный квартал, своей улицей Кейсерлей. Левая сторона ее вся состоит из витрин ювелирных магазинов, но нам туда пока нельзя. Так просто, всех желающих, туда не пускают, приказчик смотрит через стекло, или через окошко с решеткой и если Ваша физиономия прошла фейс-контроль, то вас пропускают во внутрь, а мы только, что с вокзала с баулами и вещами. Так что пора вспомнить о респектабельности, заселиться в гостинице, вымыться, посетить парикмахера, магазины одежды и только потом, прихорошившись, стоит пытать счастья у ювелиров и алмазных дельцов. К слову в Алмазном квартале находится Алмазная биржа, полторы сотни гранильных мастерских , где работают более полутысячи гранильщиков. Напомню Вам, что и создатель первого алмазо обрабатывающего станка тоже был бельгиец, да и одна из форм огранки носит название антверпенской. Здесь я немного расскажу о гранильном бизнесе.
Извлеченные из породы алмазы редко имеют форму правильных многогранников и весьма слабо напоминают те сгустки живого пламени, что покоятся на черном бархате в витринах ювелирных магазинов. Их грани развиты неравномерно, имеют трещины, штриховку, различного рода посторонние включения и прочие дефекты; зачастую алмазы покрыты темной непрозрачной пленкой. Поэтому игра света в природных алмазах отсутствует, и лишь после специальной механической обработки алмаз приобретает свой неповторимый блеск, феерическую игру лучей света и превращается в драгоценный бриллиант.
Форма огранки алмаза, как и любого другого драгоценного камня, выбирается не случайна. Ее подбирают таким образом, чтобы каждый луч света, вошедший в ограненный камень, после преломления и отражения в других гранях повернул обратно и снова попал в глаз наблюдателя. Поэтому ограненный драгоценный камень всегда отражает свет и "играет" при любых условиях освещения. Отблески света многочисленны, ярки и переливаются при поворотах камня. В природном многогранном кристалле обычный белый дневной свет, преломляясь, разделяется на несколько цветных лучей, словно в оптической призме. Поэтому кажется, что из ограненного камня выходят разные лучи, играющие всеми цветами радуги. Естественно, что при огранке камню придают форму, наилучшую для игры света, для чего существуют свои приемы и расчеты. Иногда при огранке, стачивая ненужные углы, приходится жертвовать почти половиной массы камня.
Большие алмазы гранят так, чтобы они совсем не пропускали света сверху вниз. Поэтому, если посмотреть сквозь такой бриллиант на свет снизу, то прозрачный как вода камень покажется абсолютно черным, непрозрачным. Все лучи света, падающие на лицевую сторону бриллианта, преломляются в его гранях, разлагаются на составные цвета спектра и возвращаются. Именно поэтому бриллиант так чудесно играет яркими цветными искрами.
Главное физическое свойство алмаза - его исключительная твердость. Можно представить себе, каким же тяжелым, требующим безграничного терпения трудом была обработка этого твердейшего в мире вещества в древности, когда еще не были открыты достаточно эффективные способы и приспособления для огранки и полировки алмазов. Поэтому понятно, почему в старину более всего ценились прозрачные восьмигранные кристаллы алмаза с зеркально-гладкими гранями . Эти камни требовали минимальной обработки, а мастера того времени обычно лишь убирали неровности и шероховатости природных кристаллов. Еще в Древней Индии было замечено, что при трении одного алмаза о другой грани их шлифуются и блеск возрастает. Два необработанных алмаза терлись друг о друга, и алмаз с большим количеством трещин обрабатывал другой, где вершин углов было меньше. Когда вершины истирались, то "рабочий" алмаз, в свою очередь, становился обрабатываемым. Для огранки применялись также кожаные ремни (какие и сейчас используются в парикмахерских для заточки опасных бритв). На ремень наносилась смесь оливкового масла и какого-либо абразива: толченого кварца, граната, магнетитового песка, и с помощью этого нехитрого приспособления алмаз шлифовался до получения граней. Позднее ремень был заменен шлифовальным кругом, который мастер вращал ногами, а в качестве абразива стал использоваться алмазный порошок. Пользуясь такими методами, мастер затрачивал месяцы, а нередко и годы на шлифовку одного алмаза. Сейчас этот процесс несколько механизирован, но скорость обработки не намного увеличилась.
В ходе превращения в бриллиант алмаз проходит несколько стадий обработки. Первая операция - удаление на вращающемся диске внешней пленки. Если же алмазы обладают четко выраженной "кожурой", содержащей многочисленные дефекты и примеси, то она удаляется путем обкалывания. В качестве грубой модели такого алмаза можно представить орех, в котором ядро и кожура плотно спаяны вместе. Такая "кожура" удаляется по отдельным кусочкам с сохранением ценного внутреннего "ядра", чему способствует и кристаллографическая структура последнего (все лишнее довольно легко отслаивается с граней кристалла). Удаляемый кусочек "кожуры" сначала намечается более твердым алмазом, затем приставляется лезвие специального инструмента и наносится резкий удар легким молоточком. Кусочки корки при этом отваливаются, не рассыпаясь.
Если дефекты сосредоточены не в поверхностной корке, а в отдельных участках, внутри кристалла, или же алмаз слишком велик для того, чтобы быть ограненным в бриллиант целиком, используются раскалывание и распиливание - процедуры, требующие высокого мастерства и большой осторожности, так как даже при одном неосторожном движении алмаз может легко превратиться в груду осколков, непригодных для изготовления бриллиантов. Работа эта настолько нервная, что известны многочисленные случаи, когда признанные мастера теряли сознание от нервных переживаний, после нанесения важных ударов. Распиливание применяется с XVII века, когда для этой цели использовалась железная проволока, шаржированная алмазным порошком. Естественно, что крупные кристаллы по такой методике распиливались в течение многих месяцев. К примеру, алмаз "Регент" распиливали около двух лет и при этом израсходовали большое количество алмазной крошки. Сейчас , в XIX веке появились алмазные пилы. Они представляют из себя тонкие (доли миллиметров), быстро вращающиеся металлические диски, на которые подается суспензия мелкого алмазного порошка.