Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1
Шрифт:
— Да, победители изменников, которые выдали вам нашу беззащитную страну.
— Эта страна немецкая.
— Французская! — вскричала трактирщица с энтузиазмом. — Французскою и останется, несмотря на все ваши усилия.
— Жена, жена! Будь осторожна, — прошептал лесничий, испугавшись ее волнения.
— Нет, нет! Дай ей говорить, негодяй, она нас забавляет, — сказал полковник.
— Притом, — прибавил капитан Шимельман с насмешкой, — мы не прочь узнать, какое мнение имеют о нас эти ренегаты; продолжайте.
Трактирщица пожала плечами и сказала
— Пейте, ешьте, рыси вы эдакие, давно уже умираете вы с голода в вашем жалком краю.
Послышался ропот негодования.
— Позволим ли мы этой презренной женщине оскорблять нас таким образом? — сказал один поручик, ударив кулаком по столу.
— Раздавим эту ехидну, — сказал другой. Несколько офицеров встали и угрожали ей телодвижениями.
— Это вы оскорбители и презренные, — вскричала она с энергией, — мало того, что вы налетаете, как коршуны на хижины бедняков и грабите у них все, вы еще осмеливаетесь оскорблять беззащитных женщин!
— Это уже слишком! — закричало несколько раздраженных голосов.
— Мщение! — заревели все офицеры.
— Ты оскорбила нас, — сказал тогда полковник ледяным тоном, — и заслуживаешь наказания.
— Что намерены вы делать? Мстить женщине? Ведь вы мужчины, — вмешался трактирщик.
— Схватите этого негодяя и привяжите его к прилавку. Приказание это было исполнено солдатами, бывшими наготове действовать.
— Матушка! Матушка! Ко мне! Помоги мне, меня убивают! — вскричала молодая девушка, напрасно вырываясь из рук офицеров, схвативших ее и тащивших в смежную комнату, дверь которой была выбита.
При этом крике тоски и страдания, испущенном дочерью, обезумевшей от страха, трактирщица бросилась как львица на офицеров и с силою, к которой ее нельзя было считать способной, оттолкнула негодяев, которых принудила отступить со стыдом и бессильной яростью, схватила дочь в объятия и, прижимая к груди бедного ребенка, полумертвого от страха, выбежала из залы и исчезла, прежде чем офицеры опомнились от неожиданности ее нападения.
Молодые люди, переглянувшись значительно с отцом, тщетно усиливавшимся вырваться из сдерживавших его уз, бросились по следам матери и заперли за собою дверь.
Трактирщица не вернулась в свою комнату, где ей невозможно было спрятаться, а побежала искать убежища в горах, перепрыгнув через забор сада, как вдруг чья-то рука дотронулась до ее плеча и кроткий голос шепнул ей на ухо:
— Следуйте за мною и вы спасены.
— Кто вы? — спросила она с трепетом опасения.
— Друг, — ответил незнакомец, — следуйте за мною, повторяю вам, вы спасены; но поторопитесь, слышите, как те, которые гонятся за вами, ломятся в дверь? Через минуту они будут здесь.
— Это правда, — прошептала она с горестью, — о! Дитя мое, как тебя избавить от оскорбления этих негодяев?
— Повторяю вам, следуйте за мною; нам нельзя терять ни минуты.
— Хорошо, — сказала трактирщица с решимостью, — ведите меня, я следую за вами; но подумайте, что нас видит Господь; если вы меня обманете, будьте прокляты!
— Бедная
— Пойдемте.
Они побежали по аллеям сада, где скоро исчезли.
Почти тотчас послышались торопливые шаги и несколько факелов, которые несли солдаты, осветили темноту своим бледным и зловещим светом.
Ярость офицеров, опомнившихся от удивления и по большей части пьяных, усилилась, когда добыча ускользнула от них; они дали клятву захватить обеих женщин во что бы то ни стало, хотя бы пришлось поджечь эту бедную лачугу и отомстить им бесчестием за стыд, которые они вынесли.
Капитан Шимельман, в котором грубые инстинкты были развиты в страшных размерах, был оживленнее всех. Офицеры бросились на дверь и стали выбивать ее всем, что попадалось под руку; понадобилось, однако, несколько минут, чтобы выбить дверь; тогда, в сопровождении солдат с зажженными факелами, они разбежались по всему дому с неописанной яростью, обыскивали комнаты, ломали мебель саблями, протыкали шкафы — словом, ничего не оставили в целости, спустились в погреб, где перевернули все вверх дном; но поиски их были напрасны, они не нашли ничего; женщина и дети трактирщика как будто вдруг провалились сквозь землю.
Это исчезновение походило на чудо, поразившее офицеров изумлением; осмотрев весь сад, проткнув кусты саблями, они вернулись в дом, который осмотрели снова с неистовым жаром, усиливавшимся от бесполезности поисков.
Наконец, они были принуждены вернуться в залу, повесив нос, и в гневе тем более сильном, что не знали, на ком его выместить.
Приметив их, Герцог, до сих пор находившийся в глубоком и тревожном отчаянии, понял, что те, которых он любил, оставались невредимы; он выпрямился, взгляд его бросил молнию торжества и ироническая улыбка сжала его побледневшие губы.
— Ну что? — спросил полковник, смеясь. — Удачна была ваша охота?
— Ничего! Мы не нашли ничего! — вскричал Шимельман с досадой, топнув ногой. — Этих негодных женщин нигде нельзя найти.
— О! — сказал поручик с кротким голосом и с женственной наружностью. — Я клянусь, что найду их, хотя бы пришлось поджечь дом.
— Вот это идея! — сказал капитан с громким хохотом. — Когда эти шлюхи станут поджариваться, они должны будут выйти.
— Это, действительно, средство хорошее, — небрежно продолжал полковник: — но я знаю средство еще лучше.
— Какое? Какое? — закричали все офицеры, столпившись около полковника.
— Постойте, господа, — сказал он, смеясь, — черт побери, как эти женщины для вас драгоценны!
— Они хорошенькие, — сказал капитан, крутя свои рыжие усы с победоносным видом.
— Я предпочитаю дочь, — ответил полковник, — я охотник до незрелых плодов.
— У вас губа не дура, любезный полковник; эта девочка лакомство царское, — сказал офицер, улыбаясь.
— Не правда ли? Ну, господа, сделаем условие. Я мог бы сослаться на мой чин и объявить вам мою волю, но здесь дело идет не о службе; я предпочитаю предложить вам условие.