Приключения Мишеля Гартмана. Часть 2
Шрифт:
— Да, — пробормотал про себя барон, — это люди другой эпохи, души избранные. Дальше, дальше…
— Им удалось выговорить право для нескольких женщин и детей выйти из города беспрепятственно и уехать в Швейцарию.
— Что такое? Что вы говорите? — вскричал барон. — Женщинам и детям было разрешено выйти из Страсбурга и уехать в Швейцарию?
— Точно так, барон, но трудно было этого добиться. Когда, наконец пришло разрешение, госпожа Гартман, мать, наотрез объявила, что не уедет, утверждая, что, когда сын ее показывает пример храбрости и самоотвержения мужчинам, ей должно показывать такой же пример женщинам, и она отважно
— А графиня де Вальреаль?..
— И она уехала с ними. В последнее время у них завязалась тесная дружба, графиня почти не выходила из гартманского дома, вот они и уехали все вместе. В минуту отъезда даже произошло нечто весьма забавное; вы, верно, помните, барон, и видали в Страсбурге очень богатого банкира?
— Жейера! — вскричал с живостью Штанбоу.
— Именно. Ведь вы знали его?
— Очень даже. Не случилось ли с ним чего?
— Сейчас сами увидите, не из наших ли он.
— Действительно. Что же с ним?
— Главнокомандующий поручил мне передать ему депешу, должно быть, очень важную, но так как необходимо соблюдать осторожность и я главным образом боялся подвергнуть риску свою популярность, то не отправился прямо к нему, а сперва, не подавая вида, искусно собрал сведения. И хорошо же я сделал, что поступил таким образом. Несмотря на разыгрываемую им роль патриота и рьяного республиканца, Жейер, надо полагать, кем-нибудь был выдан за приверженца Германии, за ним стали тайно наблюдать, некоторые поступки его показались подозрительны — словом, в один прекрасный день полиция нагрянула к нему неожиданно, произвела обыск и арестовала его.
— Арестовали Жейера? — ужаснулся барон.
— Да, арестовали, и даже речь шла о том, чтоб судить его военным судом, но он ведь очень богат, как вам известно.
— Правда, очень богат, — машинально повторил собеседник.
— Не знаю, как он устроился, только успел бежать из темницы и так искусно скрыться, что не могли словить его никаким образом. В ту самую минуту, когда женщины собирались выйти из города, графиня де Вальреаль, прощаясь с поручиком зуавов из своих приятелей по имени Ивон Кердрель… Это сущий демон во плоти, доложу вам, который наделал нам больше вреда, чем все остальные вместе…
— Да к делу же, болтун! Что ты начал мне говорить про графиню де Вальреаль?
— Сейчас, к этому и веду. Графиня вдруг прервала прощание, указала на женщину, стоявшую возле нее с опущенною вуалью, и вскричала:
«Господин Кердрель, возьмите под стражу этого негодяя, который хочет уйти от заслуженного им наказания!»
«О ком вы говорите, графиня?» — спросил поручик.
«Об этой женщине, или, вернее, об этом подлеце, переодетом женщиною», — ответила графиня вне себя.
«Мужчине, переодетом женщиною! — вскричали несколько человек, услышав слова графини. — Где он? Арестовать его, арестовать!»
«Вот он, — сказала графиня де Вальреаль, вторично указав на женщину, которая тщетно силилась юркнуть между группами и затеряться в толпе. — Это банкир Жейер, прусский шпион!»
Здесь поднялся шум и гам, которые я не берусь описывать, толпа с криками и угрозами ринулась на злополучного банкира — это действительно был он, — сорвала с него одежду и буквально растерзала бы его на части, если б Кердрель и другие офицеры с помощью
— Ты очень хорошо сделал; но как же тебе удалось выйти из города?
— Как я вышел? В этом и состояла вся загвоздка.
— Как, что? Загвоздка? Что ты хочешь сказать? Объяснись!
— Сейчас сами увидите, барон, и вовсе это не забавно, могу вас уверить.
— Еще, должно быть, какое-нибудь похождение!
— Страшное. Я не трус, как сами изволите знать, барон, но, доложу вам, при одном воспоминании у меня волосы становятся дыбом.
— Видно, очень уж тебя напугали?
— Еще как, даю вам слово. В сущности, ремесло мое опасно, однако я служу преданно своему отечеству и зашибаю копеечку на старость. Надо же жить чем-нибудь.
— К чему ты все это ведешь, несносный болтун?
— Сейчас увидите, господин барон. Высмотрев и разузнав в Страсбурге все, что мне нужно было видеть и знать, разумеется, я так и рвался скорее из города и думал уже дать стрекача в госпитальные ворота, где меня встретили бы друзья. По условию, я должен был выйти из города между часом и двумя ночи, в это время будут настороже и отзовутся на первый мой сигнал. Хорошо. Было около десяти часов, я решился уйти в ту же ночь и заснул в ожидании назначенного времени, когда меня вдруг кто-то разбудил, дергая за руку, так что чуть не вывихнул ее. Я открыл глаза и сел, на полу стоял фонарь, а возле меня человек, который левой рукой дергал меня за руку, а в правой держал пистолет, приставив дуло к моей груди. Я хотел вскрикнуть.
«Молчи!» — приказал мне неизвестный. Тогда я узнал его: это был поручик Кердрель, каким-то образом пробравшийся в мою комнату. «Что вам надо от меня?» — спросил я.
«Узнаешь, — грубо ответил он, — ни слова, ни движения, или я положу тебя на месте. Ты знаешь меня, итак, слушай».
Я действительно знал его и потому сидел смирно.
«Ты обманул нас, — продолжал он, — ты изменник и прусский шпион, ты проник в крепость, чтоб доставить неприятелю сведения о нас, мне стоит сказать слово, и ты будешь, вздернут на виселицу менее чем в десять минут; но у тебя должны быть средства выйти из города целым и невредимым. Мне также надо выбраться из Страсбурга. Хочешь услужить мне? Подумай, прежде чем отвечать, даю тебе пять минут на размышление».
Действительно, он ждал пять минут, стоя возле меня молча и неподвижно, но чертовского пистолета все не отнимал от моей груди. Я был ни жив, ни мертв, мороз меня подирал по коже, на каждом волоске дрожала капля холодного пота.
«Надумал?» — спросил он, наконец.
«Я в вашей власти, — ответил я, — приказывайте, что делать».
«Помочь мне выйти из города, как я уже сказал, сообщить мне слова, которыми ты даешь знать о себе, и провести меня сквозь посты осаждающих войск. Когда же я пройду, конный форпост и буду в безопасности, то дам тебе пятьсот франков. Всякий труд должен быть оплачен и добросовестность, в ком бы ни была, вознаграждена. Но предупреждаю, при первом слове, при первом подозрительном движении, хоть как быстро бы к тебе ни подоспели на помощь, я застрелю тебя как собаку, понял?»