Приключения Никтошки (сборник)
Шрифт:
Вруша тоже сделал себе капюшон, и оба начали растаскивать листья в разные стороны. В основном они были кленовые, потому что неподалеку рос молоденький клен, но попадались и березовые, и ясеневые. Никтошка откопал даже один дубовый лист – наверное, ветер занес его из леса, который виднелся вдалеке. Листья были мокрые и грязные. Некоторые слиплись по два и по три, и когда Никтошка тянул их, рвались на части. А под кленовыми листьями оказалась еще целая охапка мокрой темно-коричневой хвои. Через час, с ног до головы вымазавшись в грязи, что для Вруши, впрочем, было делом привычным, они докопались, наконец, до дверей сарая. На дверях висел заржавленный замок, но Вруша двинул одну из створок плечом, и она упала на землю. Они вошли внутрь, и Никтошка зажег
– Вот он, красавец! – радостно сказал Вруша, подойдя к громоздкому, длинному автомобилю какой-то совсем уж старинной модели – Никтошка таких даже и не видывал.
– А он ездит? – с сомнением спросил Никтошка.
– Еще как!
– А как же… – Никтошка попытался открыть дверцу, но она заржавела и не открывалась.
– В него надо через верх залезать, – сказал Вруша и прыгнул на сидение.
– Заваливай! – крикнул он Никтошке, и когда тот уселся, стал рулить, нажимать на педали и реветь так, словно он, и правда, едет на автомобиле:
– Жжжж! Рррр! Ржж-г-к-г-к-г-к… ржжжжж!
Никтошка с удивлением смотрел на него. В гараже было темно. Тут пахло резиновыми шинами и грибами.
– Теперь вылезай! – сказал Вруша. – Пойдем к коровам.
– Зачем? – печально удивился Никтошка, который, увидев эту развалюху, не верил, что она вообще может сдвинуться с места.
– Надо его заправить.
– Кого?
– Автомобиль, кого же еще?
– А… – протянул Никтошка, как будто понял. – Но коровы?
– Он не на газированной воде работает, а на молоке, ясно? Это же новая модель.
Автомобили коротышек, как известно, работают на газированной воде с сиропом. Более новые модели используют кока-колу, которая выделяет больше газа и позволяет машинам достигать больших скоростей. Правда, когда кока-кольные машины только появились, они наполнили Цветоград противным коричневым дымом. И оказалось, что у многих коротышек на него аллергия. Бедные Цветоградцы ходили по улицам и чихали, и у них из глаз текли слезы. Знайка с Таблеткиным уже собирались запретить новый вид двигателя, когда слесарь Напильник и его помощник, монтёр Молоток, изобрели огуречный фильтр, который задерживает этот дым. В выхлопную трубу автомобиля вставляется кусочек огурца с просверленными в нем тонкими дырочками. Проходя через огурец, кока-кольная гарь впитывается в его сырую мякоть, и выходящий дым становится абсолютно безвредным. Правда, через каждые пять километров огуречный кружок нужно заменять на свежий, но пять километров для коротышек – это огромное расстояние, так что припасенного в багажнике огурца хватало надолго. Тем более, что за городом можно было дымить сколько хочешь – в поле, кроме бабочек и жуков, никто не живет, а у насекомых этот дым аллергию не вызывал. Зато, пропитавшись кока-кольным газом, огурец превращался в твердую, сладкую конфету, которую после использования можно было вытащить из выхлопной трубы и понемножку сосать, вертя руль и глазея по сторонам.
– В городе-то, небось, всё еще газированные колымаги по улицам громыхают? – спросил Вруша.
– Да вообще-то… кажется, теперь их заправляют кока-колой.
– А… что газировка, что кока-кола. Нет, конечно, кока-кола – вкусная вещь, с этим не поспоришь. Я еще спрайт люблю. Один раз его пил – ваш малыш, Кастрюля-повар, привез мне бутылочку. Но, как топливо, всё это не идет ни в какое сравнение с молоком.
– Надо же… а я и не знал, – удивлялся наивный Никтошка.
Вруша как всегда наврал. Эта старая машина была вовсе не новой моделью, а наоборот – одним из самых древних автомобилей коротышек. Его изобрел моторист Солидолыч задолго до газированного автомобиля Напильника и Молотка. Машина заправлялась парным молоком, поэтому так и называлась – молокомобиль. При кипячении молока пар проходил по трубочкам и толкал поршень, который вертел коленчатый вал. К валу подключались шестеренки, передавая движение дальше, на маховик и так далее, и в конце концов оно добиралось до колес, которые крутились, заставляя машину ехать. Для смазки двигателя использовалась
– А я молоко не очень люблю, – признался Никтошка. – Особенно кипяченное. Потому что в нем пенки.
И он так поморщился, что Вруша невольно тоже поморщился, а Никтошка, поглядев на него, поморщился так, что у него чуть не свело правое ухо.
– Да уж, – согласился Вруша. – Если еще эта пенка – целая и сидит себе сверху на молоке, тогда ладно. Снял – и пей. А когда она по кусочкам…
– Вот-вот! А еще эти кусочки не сверху, а внутри молока плавают. Ты пьешь, пьёшь…
– А они в рот лезут! Тьфу! Гадость какая. Вруша плюнул, а Никтошку чуть не стошнило.
– Да ладно. Ты же не обязан молоко пить, да пенки есть… это он на них работает! – стукнул Вруша по железной спине молокомобиля.
Пенки, и правда, кого угодно могли остановить, но только не Солидолыча. Солидолыч был прекрасным механиком. Он нашел остроумное решение, позволявшее вовремя избавляться от пенок, пока они не заткнули молокопроводные трубки. Небольшая шестеренка, приспособленная к карданному валу, толкала кулачок, который с помощью шатуна и кривошипа управлял специальным пинцетным захватом. Через равные промежутки времени длинный, словно клюв аиста, пинцетный захват раскрывался, хватал образовавшуюся на молоке пенку и выбрасывал ее из молокомобиля наружу. После чего крышка котла сразу же автоматически захлопывалась – чтоб молоко не слишком остывало.
Глава четырнадцатая с половиной
КАК СОЛИДОЛЫЧ ПОКИНУЛ ЦВЕТОГРАД
До появления молокомобиля в Цветограде ездили на прысаках. Прысаками коротышки называли больших тараканов – специальную породу, выведенную еще в стародавние времена из обычных, домашних тараканов. Прысаки намного крупнее простых тараканов и гораздо резвее их. Эту породу потому так и называли: прысаки, что стоило на кухне включить свет, как прысаки прыскали в разные стороны.
Прысаков выкармливали до довольно крупных размеров, так что для маленьких коротышек каждый прысак был с ездовую собаку. Их обычно запрягали в карету по шесть, по восемь, а иногда даже и по десять штук. Так вот, Солидолыч уже ездил на молокомобиле, а все остальные коротышки пока что на прысаках. Это вообще было так давно, что мало уже кто помнит о том времени. Малышки тогда носили пышные платья со множеством шуршащих юбок, надетых одна поверх другой. И когда Солидолыч впервые выехал на своем автомобиле на середину бульвара Гладиолусов, чуть ли не под колеса ему бросилась одна малышка. Она сильно шуршала своими многочисленными юбками, а на голове у нее была желтая соломенная шляпка с полями. О, эта малышка была очень изящно одета! Верхняя ее юбка была сиреневая, туфли зеленые, блузка лимонная с вышитыми ромашками, на шее платок, на соломенной шляпке бабочки.
– Я первая! – подскочила она к машине, явно собираясь запрыгнуть на подножку и нацеливаясь на то, чтобы вцепиться в руль.
А надо сказать, что характер у Солидолыча был не очень-то. Он не только никому своей машиной порулить не давал, но даже и катать никого не собирался. У него этого и в мыслях не было! Откровенно говоря, Солидолыч был просто вредный коротышка. За все время, пока молокомобиль просуществовал в Цветограде, на нем, кроме Солидолыча, прокатилась еще только одна малышка. Звали ее Крептолина…
Но это уже другая история, я, может быть, ее как-нибудь потом расскажу, но не теперь. Так вот, когда малышка в юбках уже подпрыгнула и практически вскочила на подножку молокомобиля – в этот самый момент Солидолыч резко нажал на педаль. Раздался мощный рев мотора, и бульвар Гладиолусов заволокло молочным паром, а когда он рассеялся, молокомобиля и след простыл. На изящную малышку налипло одеяло из молочной пенки.
– Как же так! – плакала бедная пострадавшая, пытаясь счистить пенку с прически.