Приключения одной философской школы
Шрифт:
Но есть основания думать, что я ошибался в своем оптимистическом истолковании. По крайней мере, некоторые «ученики» школы определенно предъявляют требование, чтобы идеология приспособлялась к будущим отношениям.
Заканчивая свою работу об эмпириомонизме, я рассмотрел ее идеи с точки зрения классовых типов мышления, и пришел к выводу, что он, по существу, соответствуют идеологии пролетариата. В то же время я показал, что изображенная мною картина мира сама в своем строении отражает совокупность социальных отношений современного общества, тех отношений, среди которых живет современный пролетариат. Из этого я делал два вывода. Первый вывод касается исторической истинности
На это А. Деборин заявляет:
«Но ведь и наоборот, данная познавательная схема должна создавать тенденции к сохранению или оправданию данного строя общества. А потому, г. Богданов, для всякого, кто стремится к коренному переустройству общества, обязательна борьба с вашей познавательной схемой» («Соврем. Жизнь», 1907, I, стр. 260).
Применим логику А. Деборина к теории прибавочной стоимости Маркса. Эта познавательная схема, несомненно, точно отражает определенные отношения современного общества, и потому, на мой взгляд, должна сохранить свою силу, пока не будут коренным образом преобразованы эти отношения, т. е. не будет устранена эксплуатация; ибо эти отношения будут создавать тенденцию к ее сохранению. Но с точки зрения А. Деборина, в таком случае и сама эта схема «должна создавать тенденцию к сохранению или оправданию» данных отношений, — т. е. эксплуатации; а потому «обязательна борьба» с нею. Вывод совершенно неизбежный!
Разбирать ли этот взгляд по существу? Повторять ли для этого все возражения научного социализма против утопического? Доказывать ли, что идеология борющегося пролетариата есть порождение той действительности, среди которой он живет, — и отражение с пролетарской точки зрения именно этой действительности, а не иной, которой еще нет? Я не думаю, чтобы это было необходимо — для марксистов.
Но если, таким образом, школа Бельтова позволяет себе немалые вольности там, где дело идет о точном применении исторического материализма, зато она проявляет величайшую строгость тогда, когда вопрос поднимается об усилении и распространении принципов этого учения. Тут уже нет — никакой крайности не допускается.
В основной формулировке Маркса говорится о том, что общественное бытие людей определяет их мышление, что производственные отношения определяют идеологию. Естественно возникает мысль, что, может быть, это отношение, выраженное общим термином «определяет», в действительности является более тесным и глубоким, что идеология «определяется» производством уже и в самом своем возникновении, т. е. что она произошла из производственного процесса. Если это в действительности так, то очевидно, что марксовская идея этим не ослабляется, а, наоборот, усиливается и укрепляется.
Сам Маркс, по-видимому, не останавливался на этом вопросе. Почему? Я думаю, потому, что в его время было еще слишком мало научного материала для решения задачи. Но с тех пор материал накопился.
Психофизиологический анализ труда с одной стороны, познания — с другой, показал, что идеологическая элементарная единица — понятие — слагается из тех же самых, по существу, составных частей, физиологических и психических, из каких и элементарный
Таким образом, современная наука дает все основания, чтобы принять первоначальное происхождение идеологий из производственного процесса, что, очевидно, позволяет глубже исследовать и строение идеологий, и их развитие.
Немецкий философ-марксист Дицген склонялся к мысли о таком происхождении идеологий, не входя, впрочем, в ближайшее рассмотрение этого вопроса. Плеханов не мог, конечно, оставить без внимания этой ереси, и делает самый энергичный выговор Дицгену за то, что он позволяет себе такие выражения, как «общественное бытие производит мышление» (идеологию), и т. под. Это, по мнению Плеханова, путаница, идеализм, «махизм», и даже — что хуже всего — «сходство с г. Богдановым». («Совр. Мир», 1907 г. VIII). Сходство тут, действительно, есть, так как я в своих статьях систематически развивал мысль о происхождении идеологий из технически трудового процесса. Но я склонен думать, что без опровержения по существу, — которым Плеханов не занимается, — такое сходство еще недостаточный аргумент, чтобы отвергнуть научную идею.
Таким образом и в социальной философии школа Бельтова, — словесно заявляя на каждом шагу о своей ортодоксальности, на деле стремится умерить и ослабить основную марксистскую тенденцию.
Приключение IV: Сражение с эмпириокритиками
Рассмотревши внутреннее состояние школы, я перехожу теперь к рассмотрению ее нынешней внешней политики. Главное содержание этой политики составляет борьба с «махизмом», эмпириокритицизмом, эмпириомонизмом.
Махизмом и эмпириокритицизмом школа занялась вплотную. Это — наиболее развитые формы современного позитивизма, очень влиятельное течение; оно нуждается в серьезной критике, чтобы пролетарская идеология могла взять из него то, что в нем действительно ценно, — если, конечно, вообще что-нибудь ценное в нем имеется. Как же велась критика, и к чему она привела?
Основу всей критики составляет определенное понимание опыта.
Что такое опыт? Вся бельтовская школа единодушно и многократно заявляет, что опыт — это только субъективные, индивидуальные ощущения и представления, совокупность психических переживаний.
«Опыт состоит из суммы наших ощущений», — говорит Ортодокс («Философск. очерки», стр. 173). «Мы, действительно, имеем дело только со своими собственными ощущениями и с образами предметов, вырастающими на их основе», — подтверждает Плеханов (Примеч. к «Л. Фейербаху», стр. 97). «Опыт — это наши субъективные переживания», — заявляет Н. Рахметов, и потом поясняет: «Объективного опыта нет, — уже по тому самому, что опыт, как акт субъекта познания, неразрывно связан с ним, с этим субъектом» («К философ. марксизма», стр. 30, 54).
Итак, совершенно ясно, опыт, это «мои» переживания, «мои» ощущение, представления, и т. д. «Мои», это у всей школы самый любимый эпитет в применении ко всяким содержаниям опыта, эпитет, на котором, как увидим, построен весь план кампании против «махизма».
Такое понимание опыта очень распространено в философии. Оно свойственно, напр., кантианству и всем индивидуалистическим школам. Но является ли оно единственным возможным? или единственным, существующим в наше время?
Нет, оно не только не есть единственное, но — в настоящее время — даже не господствующее.