Приключения Онфима в средневековом Новгороде
Шрифт:
– С него! – Вышата вытянул из короба ещё горячий пирожок и протянул мальчику. – Держи-ка. С зайчатиной!
Приняв ароматный подарок, мальчуган поблагодарил знакомого и побежал по улице. Пробежал он мимо Кремля, глянуть, нет ли у его стен друзей – Зубера да Твердяты, сына дяди Вышаты. Так и добрался Онфим до Людина конца Великого Новгорода. Возле ограды Варварина монастыря он уселся на груду брёвен, и принялся лакомиться неожиданным угощением.
– Р-р-р! – послышалось откуда-то сбоку. Онфимка насторожился.
– Р-р-р! – снова послышалось рычание. Вскоре из-за кустов показался большой чёрный пёс Буянко.
Вот Онфим и бросился бежать от пса. А тот за ним. Чует он аромат мясной начинки, а брюхо голодное зовёт в погоню, да еды требует. Вот пробежали они по улице Ярышева, свернули на Пробойную, после добежали до Черницына. Чует Онфимка, не убежать ему от собаки. Тут он открыл калитку и нырк в чей-то сад. А Буянко за забором остался. Забежал Онфимка в чужой дом, отворил дверь в горницу, а там на него как глянет кто-то – глазищи большие, и пальцем грозит! Совсем страшно стало мальцу. Сел он в уголок, подле крылечка и заплакал. Тут его кто-то легонько за плечо тронул. – Ты кто таков? – спрашивает. Поглядел Онфим, а это дядька какой-то в иноческой рясе, краской измазанной, бородат, на голове кудри, что смоль черны, но глаза добром сияют, словно улыбаются. И говорит как-то тепло, по-домашнему, что и не страшно совсем. Успокоился Онфимка, да и рассказал, как зовут его, да как от собаки удирал.
– Ну, тут тебе бояться нечего. – незнакомец погладил по голове мальчика.
– А ты кто? – поинтересовался Онфим.
– Я то? Зовут меня Олисеем. Я иконописец.
– Ух ты! – Онфим даже привстал, и от прежнего страха его не осталось и следа. – А дай поглянуть, как это? – стал просить он.
– Ну, пойдём. – Олисей открыл дверь в горницу и позвал за собой Онфимку. Тот осторожно подошёл к порогу, поглядел на мастера, а затем тихо произнёс: – Нее. Там какой-то дядька пальцем грозит.
– Дядька? – изумился Олисей. А потом рассмеялся. – Да это же Никола Мирликийский. Посмотри!
Онфим заглянул в горницу и рассмеялся сам. Прямо напротив двери стояла незаконченная икона чудотворца Николая, поднявшего десницу в крестном знамении. А Онфимке-то со страху показалось, что он пальцем грозит.
– А ты иконы на этих досках рисуешь? – спросил Онфим у Олисея. Засмеялся Олисей: – Иконы, малец, не рисуют, а пишут. А доски это не простые, а специальные. Годится для икон не всякое дерево, а только дуб, липа, берёза, сосна или ель, а для самых почитаемых из-за моря привозят кипарис. Готовую доску покрывают левкасом.
– А это и есть левкас? – поинтересовался Онфим, глядя как иконописец кладёт на деревянную основу слой за слоем белую кашу.
– Угадал. – усмехнулся в бороду мастер. – Делается он из рыбьего клея и мела. С ним и краска ровнее ложится, и держится дольше. Такая икона прослужит лет сто, и даже более.
– Ух ты! Больше ста лет! – изумился Онфим. – А какая здесь будет икона?
– Здесь будет Одигитрия. Для монастыря, что в Аркажах.
До вечера смотрел мальчик, как мастер Олисей иконы пишет. Даже научился сам краски творить.
– Смотри,
Олисей даже позволил Онфимке попробовать растереть блестящие камешки в порошок. Правда у того ещё плохо получалось. – Эх, маловат ты. Вот подрастёшь, будет у тебя силы поболе нынешнего, так и сможешь сии камешки в краску перетирать. – вздохнул Олисей.
А дома, вечером, Онфим рассказал о своём приключении. И о собаке и о новом знакомом – дяде Олисее.
– Олисей Гречин мастер знатный. – сказал отец. – Не плохо, коли сдружился с ним. Он доброму научит.
3. Дождик, улыбнись!
Ещё до рассвета тяжёлые капли дождя забарабанили по крыше. Разбуженный этим шумом Онфимка, представлял, как проносится над его домом рать чудесна, а в ней богатыри в сверкающих доспехах. И не дождик это стучит по тесовым доскам, а копыта боевых коней выбивают ритм: «тук-тук… тук-тук».
Утро пришло, а дождь шпарил и шпарил. От такой погоды и настроение стало похоже на дождливое небо. День собирался стать унылым и бесполезным. Позавтракав Онфим уселся в углу горницы, и глядя на стройные ряды букв псалтири, принялся за чтение: – Аз да наш – ан, глаголь да еси, людие да ер – гел – ангел. Ох, и нелегко ученье!
Ближе к вечеру пришёл дядя Вышата. Сели они с отцом за стол, мать принесла мёду да пирогов, и потекла меж друзьями беседа. И про будущую поездку к Готскому берегу, и про то, какой товар лучше в заморских землях закупать. Онфимка лежал на полатях и слушал. Конечно, с Твердяткой да Зуберем шелыгу гонять, оно весело, но быть в курсе взрослых дел и важно и до жути интересно.
– А ты что, малец, там слушаешь? Гляди, уши как у зайца будут! – засмеялся Вышата, а вместе с ним и отец.
– Не-а, не будут! – твёрдо ответил Онфим, устраиваясь на полатях поудобнее.
Дождь не унимался, потому друзья ещё до вечера толковали о делах, а после уж принялись шутить да балагурить.
– Батя, а правда что ты и дядя Вышата с князем в ратных походах бывали? – улучив момент, спросил Онфимка.
– Да было такое. – кивнул отец, улыбнулся и начал рассказ. – Помнишь, как тебя и Твердяту учил я на мечах драться?
– Это когда палки промеж нас привязывал, да ещё деревянными палками учил махать, да от ударов увёртываться? Помню. – кивнул Онфим.
– А где ж я сам такому научился, как думаешь?
Онфимка притих. Прежде ему казалось, что отец всегда все науки знал. Словно таким народился. А то, что и ему когда-то всему учиться пришлось, Онфим даже не думал.
– А прежде мы с дядей Вышатой и у князя в дружине бывали, и в ушкуйные походы хаживали. – Не громко, словно чтобы никто посторонний не услышал, признался отец.
– Ух, ты! – Онфимка даже присел на полатях и стал разглядывать и отца и его друга, словно впервые видел. – Так вас ратному делу сам князь учил?
– Бывало и князь. Коли поразмяться вздумает. – усмехнулся Вышата. – На двор выйдет, самого ретивого кликнет, а то и троих. Велит нападать, а сам мечом аль топором отмахивается. Да так ловко, что всех и раскидает один. Только учил-то нас не он, а дядька Гуннар, из свеев. Он был поставлен главным над дружиной.