Приключения парижанина в Океании (иллюстрации)

Буссенар Луи Анри

— Пьер, дружище! Брат мой! — с воплем бросился на помощь товарищу Фрике, думая, что тот умер.

Голос молодого человека затих, потому что новая волна снова залила каюту.

Но Фрике был не из тех, кто падает духом в несчастье. Едва приступ слабости прошел, как молодой человек, забыв о пятнадцатидневных страданиях, голоде и жажде, бросился освобождать Пьера, не подававшего признаков жизни.

Провозившись с четверть часа, иеной нечеловеческих усилий Фрике смог наконец освободить Пьера и оттащить его к трапу, где

было немного светлее.

Положив моряка на ступени, Фрике заметил, что лоб его окровавлен.

— Это пустяк, — рассуждал молодой человек, надеясь на крепкое сложение своего товарища, — гораздо хуже, что он захлебнулся.

Призвав на помощь все познания в вопросе спасения утопленников, Фрике начал приводить Пьера в чувство. То, что другому могло стоить жизни, обошлось бравому моряку получасовым обмороком. Он скоро зашевелился, глубоко вздохнул и наконец открыл глаза.

— Пьер, ты жив, старина! — радостно вскричал Фрике. — Мы еще не скоро бросим с тобой мертвые якоря.

Пьер де Галь, хотя и очнулся, несколько минут сидел как будто в оцепенении. Он тупо смотрел на зиявшее отверстие в борту судна, куда хлестали волны. Вдруг его взгляд остановился на товарище, и он стал вспоминать.

— Что с нами? Где мы?

— У себя, в волчьей яме.

— Но что стало с пароходом?

— Сел на риф и почти разбился.

— А экипаж… пассажиры?

— Не знаю, старина, надо пойти посмотреть.

— Черт возьми, — вскричал Пьер, — у меня лоб в крови!

— Пустяки. Это мой нож, упавший во время толчка, украсил твое лицо.

— Ну и прекрасно. Теперь идем осматривать пароход, и горе этому каналье-американцу, если он не успел дать тягу.

— Не беспокойся, такие люди ни о чем, кроме своей шкуры, не думают.

— Но если они покинули пароход, то что же случилось с несчастными китайцами, запертыми в трюме? Они все должны были погибнуть, ведь трюм уже давно полон воды.

Фрике и Пьер ошибались. Освободив трап от загромождавших его вещей, они вышли на верхнюю палубу и сразу же наткнулись на несколько трупов матросов. Следов китайцев не было видно.

— Да, это была настоящая бойня.

— Ну, слава богу, они спаслись, — вздохнул Пьер, — не без кровопролития, правда…

— Да, это была настоящая бойня, — с отвращением произнес Фрике, оглядывая трупы.

Двести китайцев похозяйничали, прежде чем оставить пароход, и счастье французов, что они провели это время в западне.

Несколько бочек пресной воды и ящик с сухарями чудом не были испорчены, и Пьер и Фрике утолили голод и жажду.

После этого пора было позаботиться о переправе на видневшийся справа туманный берег.

—

Терпение, мой мальчик, — повторял Пьер, оглядывая палубу, — если нам не оставили шлюпок, то мы построим плот. Для этого нам пригодятся реи и доски обшивки, а за бочонками дело не станет. Только бы не попасть к дикарям на вертел. Впрочем, чему быть, того не миновать. Ты ведь знаешь, Франсуа, что гадалка в Лориане предвещала мне рано или поздно быть съеденным. Ха, ха, ха! Я давно примирился с мыслью, что мои ноги зажарят, как бифштекс. — И бравый моряк, голодавший две недели и едва не погибший полчаса тому назад, хохотал как ребенок.

— За дело, Пьер.

Через минуту работа у них закипела. Пьер управлялся с топором, а Фрике — с пилой.

— Скоро мы оснастим нашу ладью, — говорил по своему обыкновению сам с собой старый моряк, — и в путь. Мы захватим всю провизию, воду, оружие, инструменты; не будет лишней и карта. Затем мы оторвем кусок материи от любого паруса, и, кажется, тогда будет все.

— Нет, дружище, ты позабыл о трехцветном флаге. Вот он, — сказал Фрике, развернув старый французский флаг.

Через несколько часов плот был спущен на воду. На нем красовалась маленькая мачта с обрывком паруса. Затем французы перетащили провизию и, обнажив головы, водрузили свой национальный флаг.

Укрепив с одной стороны плота весло, Фрике дал знак Пьеру рубить снасть, державшую их у борта «Лао-цзы».

— Прощай, наша тюрьма! — воскликнул Пьер.

Плот отчалил и медленно поплыл вдаль, качаясь на хребтах волн.

К счастью, море начинало успокаиваться. Пьер поставил импровизированный парус и пустил плот в бакштаг.

Скоро глазам друзей представилась чудная картина. Плот вступал в лагуну. Здесь волны замирали, и вода становилась похожа на расплавленный металл. Подковообразная коралловая плотина, которая была так крепка, что могла выдержать любую бурю, служила преградой океану.

Еще пять кабельтовых, и плот подошел к берегу кораллового острова.

— Уже четвертый раз я превращаюсь в робинзона, — сказал Фрике.

Захваченные на судне сухари, подмоченные в соленой воде, не могли удовлетворить друзей. Нужно было поискать какую-нибудь живность, так как только мясо могло восстановить их истощившиеся силы. В то время как друзья грустно осматривали побережье, в кустах неподалеку послышался треск ветвей.

Фрике раздвинул ветви и увидел необыкновенной величины краба.

Не будучи ни натуралистом, ни ученым, парижанин недолго думая уложил его на месте ловким ударом по спине.

Через несколько минут бедный краб уже знакомился с огнем, перед которым в нетерпении сидели друзья.

— Знаешь, Пьер, — сказал Фрике, — ведь обитатели кораллового архипелага любители человеческого мяса.

— Тсс, — шепотом произнес Пьер де Галь.

— Что такое?

— Какая-то черная образина.