Приключения профессора Зворыки
Шрифт:
Но он сейчас же вскочил. Шерсть на его толстом узловатом затылке поднялась дыбом. Казалось, все его тело было упругой стальной пружиной. Он сначала весь съежился, затем выпрямился и взлетел, как вихрь. Описав огромную дугу в воздухе, он шлепнулся на крышу и сейчас же ринулся на профессора. Профессор обеими руками обхватил толстую шею зверя. Волк передними лапами уперся в его плечи и горячей оскаленной мордой дышал ему прямо в лицо. И они закружились по крыше.
Это была схватка двух гигантов. Гигант-человек бился с гигантом-зверем. И совсем как в цирке, сотни зрителей, оскалив
Человек хотел задушить волка, волк пытался опрокинуть человека на спину. Он упирался задними лапами в пол и давил всею тяжестью своего тела. Но высокий рост профессора мешал ему. Профессор, широко расставив ноги, вертел волка по всей крыше и кольцом могучих рук сдавливал, ему шею. Хрип зверя сливался с тяжелым человечьим дыханием. То тот, то другой брал верх. Вот-вот профессор сейчас упадет, не удержится, и волк перегрызет ему горло. Но через секунду задние лапы волка отрывались от крыши, он терял опору и, задыхаясь, ослабевал.
Я совершенно окоченел, не мог шевельнуть ни пальцем, и словно сквозь сон видел, как с морды зверя закапала красная пена, как потухли его желтые глаза, и он, весь обмякший, осел к ногам человека. Человек разомкнул руки. Он победил.
— Готов! — сказал профессор.
Я потерял сознание.
Глава шестая. Стой!
— А ведь Шмербиуса мы все-таки обогнали, хо-хо-хо! — говорил профессор улыбаясь во весь рот. — Не повезло негодяю! На всякого мудреца довольно простоты. Посуди сам, Тарас, ты у меня умный молодой человек, ведь паровоз был в полном его распоряжении, а мы целых двадцать четыре часа сидели на волчьей поляне. Делая в среднем по шестьдесят верст в час, он мог обогнать нас на тысячу четыреста сорок верст. А он прогнал свой паровоз чорт знает куда в бок от магистрали по небольшой железнодорожной ветке и только тогда заметил свою ошибку. Ему пришлось возвращаться назад, хо-хо-хо!
Профессор болтал с мышами и не заметил, что я уже давно проснулся. Мыши сидели у него на коленях и пили из блюдечка молоко. Мы снова находились в купе третьего класса, и снова рядом с профессором лежал его большой чемодан. „Значит, мы уже проехали Вятку“, — подумал я.
— Нет, злобой и хитростью ничего не добьешься, — продолжал профессор. — Мы этого прыгуна поприструним. Подумай только, мой долгохвостик, он хочет, чтобы никто не видел этого солнца, чтобы некому было строить, учиться, мечтать, целовать, любить, плавать по морям, охотиться в лесах за зверями, засевать землю. Даже тебя, мой розовый носик, мои черные глазки, он собирается лишить молока, колбасной кожуры, сырной корочки, мыла, свечей. Он хочет, чтобы и ты умер. У меня сердце обливается кровью, когда я вспоминаю о нем.
— Профессор, — спросил я, — где Шмербиус?
— Ах, вы проснулись, Ипполит. Ну, я ужасно, ужасно рад. Как вы себя чувствуете? Вы верно страшно голодны? Я сейчас, сейчас, сию минуту. Шмербиус? Шмербиус гонится за нами по пятам. Он нас непременно перегонит. До сих пор не удалось отнять у него паровоза. Он летит на всех парах, а я никак не могу заставить нашего машиниста прибавить ходу.
Этот великан был заботлив, как нянька. Я чувствовал себя смущенным. Удостоиться чести участвовать в такой ответственной экспедиции и потом валяться в постели, как маленький! Нет, я оправдаю доверие профессора и избавлю его от обузы.
И я стал одеваться.
Через полчаса поезд подкатил к маленькой лесной станции. Профессор, как был в одном пиджаке, выбежал на платформу. Я за ним.
— Где здесь начальник? Кто начальник? — кричал профессор.
— Профессор, посмотрите, — сказал я. — Видите там, над лесом, дымок. Не он ли это?
Профессор посмотрел и всплеснул руками.
— Товарищ начальник станции! — закричал он, — есть у вас распоряжение о задержке известного преступника Шмербиуса, укравшего паровоз?
Начальник станции с удивлением посмотрел на него.
— Нет, — ответил он, — такого распоряжения мы не получали.
— Ах, чорт возьми! — вскричал профессор. — Да это преступник-рецидивист. За ним числятся сотни преступлений. Он украл паровоз, принадлежащий государству. Задержите его…
Начальник станции посмотрел на профессора тем жалостливым взором, каким смотрят на сумасшедших. Действительно, этот полуодетый гигант с раскрасневшимся лицом, сверкающими глазами, с золотыми волосами, развевающимися по ветру, не мог требовать особенного доверия к своему разуму.
Профессор стал упрашивать, умолять.
— Есть у вас дети, товарищ? — спросил он. — Ах, у вас есть дочка. Задержите его ради вашей дочки. Задержите его ради вашей собственной жизни. Этот злодей замыслил небывалое преступление… Он хочет… Тридцатого апреля…
Начальник станции сокрушенно покачал головой и, многозначительно подмигнув мне, постучал по лбу пальцем.
— К сожалению, ничего не могу сделать, — сказал он. — Извольте садиться в вагон. Поезд сейчас тронется.
Из-за поворота железной дороги показался паровоз. Он летел на всех парах, рассыпая по снегу искры.
— Это он! — закричал профессор. — Я сам остановлю его. Эй, Ипполит, бегите в вагон и принесите бутылку с постным маслом. Да живо! Коровьего он не любит, так пусть попробует постного.
Я помчался в нагон и через секунду вернулся с большой бутылью. Профессор выхватил ее у меня из рук и спрыгнул на рельсы.
Возле этой станции было только две колеи. На одной из них стоял наш поезд, по другой должен был проехать паровоз Шмербиуса. Профессор вдохновенно и щедро поливал рельсы этой второй колеи маслом. Паровоз приближался с невероятной быстротой.
— Сойдите с рельс! — закричал я. — Он вас раздавит!
Но профессор, не торопясь, выплескал на рельсы остатки масла и сделал несколько шагов по шпалам, как бы уходя от настигающего его паровоза; Затем он остановился и, попрежнему не сходя с рельс, повернулся лицом к грохочущему чорному чудовищу.