Приключения Сэмюэля Пингля

Беляев Сергей Михайлович

– Знаешь, Эдит, я уеду из Эшуорфа, - сказал я.

Я впервые сказал своей подруге "ты" и ждал, как она мне ответит.

– Это очень хорошо, Сэм, - ответила девочка и отвернулась. Губы ее задрожали, но голос оставался ровным.
– Ты увидишь, как живут люди. Папа всегда говорил, что путешествия - самое интересное на свете. Если бы он был здоров, он бы уехал в Австралию... Ты выберешь, Сэм, самое лучшее для себя, договорила Эдит.

– И для тебя, Эдит, - тихо добавил я.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

–

Знаю но пока лучше об этом не говорить. Ты такой хороший, Сэм! Мне сейчас очень-очень грустно, а без тебя будет еще грустней. Но делай, как лучше для тебя, Сэм, и, пожалуйста, не думай обо мне, не принимай меня в расчет. Дядюшка Реджи говорил, что надо воевать с жизнью. А ты сильный, Сэм. Ты сумеешь победить... Да, да, Сэм, поверь мне. Я знаю тебя лучше, чем ты сам!Эдит мягко улыбнулась.
– Хочешь знать, о чем я думаю?

– Очень хочу, разумеется.

Она сказала серьезно:

– Я думаю, что дружба помогает людям в жизни. Это я прочитала вчера в одной книге, и это очень верно...

Потом мы спустились по Кинг-стрит к молу и долго смотрели на залив. Красивые парусные яхты мчались к мысу Джен и там ловко поворачивали, ловя ветер. Одна из них обогнала все остальные. Ее паруса блестели в лучах заходящего солнца.

– Как ловко управляется с парусами парень,-заметила Эдит, кивая на яхту, где чернела фигура толстого человека, сидевшего на корме.

– Это Боб, - отозвался я.

– Ну да, Боб Бердворф, - подтвердила Эдит.
– Он скоро получит наследство, говорят.

Мне не понравилось, что Эдит так много внимания обращает на суденышко этого Боба, племянника господина Сэйтона. Но действительно его яхта была прелестна.

– Может быть, мы вернемся домой?-предложил я Эдит.

– Да, Сэм. Здесь свежо,-покорно согласилась со мною она, хотя на берегу совсем не было свежо.

Когда я пришел домой, огец ужинал. На его безмолвный вопрос я мог только опустить голову.

– Ничего утешительного.

– Ешь, если голоден, - сказал отец.

После ужина он позвал меня в кабинет, где каждая мелочь, начиная с каминных щипцов в виде широких когтистых лап и кончая громадной пепельницей из панциря гвинейской черепахи, была мне знакома с детства. Я видел блестящую седину на висках отца и добрый взгляд его усталых выцветающих глаз. Милый отец! Из старинного секретера он вынул два банковых билета и сказал тихим голосом, в котором звучала печаль:

– Дорогой малыш! Ты получил образование, как хотела твоя покойная мать...
– При этих словах отец посмотрел на висевший в простенке большой портрет своей жёны, так безвременно покинувшей нас, и приложил носовой платок к повлажневшим глазам.

Растроганный, я молчал. В эти минуты я памятью оживлял нежные черты мамы. Она так любила меня.

– Сын мой, тяжело говорить, но скажу,- продолжал отец, смотря на меня из-под густых седых бровей. У него был торжественный вид, и выражался он несколько старомодно.
–

От бывшего нашего лорда нет никаких вестей, и не исключена возможность, что его уже нет в живых. Но не смею осуждать судьбу, ибо знаю строгую мудрость законов земли и неба. Если тебе не суждено закончить образование, пусть будет так. Но мы все - и я, и дядюшка Реджи, и наша добрая Оливия - хотим, чтобы ты нашел свое счастье. Сегодня я имел долгую беседу с наставником нашим отцом Иеремией. Досточтимый служитель церкви вполне согласен с тем, что советовал раньше дядюшка Реджи...

– Знаю, - произнес я, опуская голову.

– Очень хорошо, что ты сознаешь наше положение, -вздохнул отец.
– Ты сам должен отыскать свою судьбу. У моего малыша Сэма крепкие руки и светлая голова, напичканная разными премудростями, а сердце такое же доброе, как у его покойной матери...

Мы оба снова посмотрели на портрет с грустью и благодарностью.

– У тебя, Сэм, есть желание работать,-продолжал отец.
– Мы с Реджинальдом видели, как старался ты устроиться здесь, и решили...
– С этими словами отец вручил мне два банковых билета.
– Возьми, малыш. Эти

деньги - все, что я имею, скудные остатки моих сбережений. Постарайся истратить их так, чтобы потом с благодарностью вспомнить о своих родителях. Помни, что родители всегда любят своих детей. Знай, что над бумагами лорда Паклингтона в конторе я просиживал по четыре часа лишних ежедневно, а твоя добрая мать экономила по мелочам. Мы трудились, чтобы скопить хоть что-нибудь для тебя.- Отец взволнованно затряс головой и протянул мне руки:-Дорогой мой!..

Будучи не в силах говорить, я только склонился на грудь отца, долго целовал его сухие, запачканные чернилами руки и орошал их благодарными слезами.

– Ну, ну, малыш...

Отец ласково потрепал меня по плечу.

– Спрячь деньги... Свет велик, во владениях короля не заходит солнце, и Нептун покровительствует нашему флагу на морях. Устраивайся! А вернешься, будь уверен, ты найдешь в Эшуорфе по-прежнему любящих тебя людей.

Чуть прищурившись, отец покосился на окно, через которое виднелся домик Уинтеров, и я понял, что отец знает о моей тайне.

Отец проговорил со мною до полуночи, сидя в кресле у любимого камина. В юности он путешествовал, и мне пришлось лишний раз выслушать историю, как в Новой Гвинее охотятся за черепахами.

Милый неудачник! До сих пор помню его ласковый взгляд, когда он поднимался по узкой винтовой лестнице к себе в спальню. На ступеньках он приостановился со свечой в руках. Из кухни несло сыростью. Свеча оплывала, и стеариновые сосульки падали на тяжелый медный подсвечник, дрожавший в руке отца. Перегнувшись через перила, отец кивнул мне.

– Не проспи, малыш. Старый Орфи поедет за скипидаром ровно в шесть и согласен захватить тебя. Ты попадешь в Уэсли на поезд семь семнадцать. Спокойной ночи.