Приключения студентов(Том II)
Шрифт:
— Долой епископа!!.. — неистово вопили голоса.
— Да это наш шерстобит, Вальяно!.. — кричали другие, узнавшие старика. — Лупи, Вальянушка, поддержи!!..
На трибунах между сторонниками епископа и его врагами начались драки; публика стала прыгать и сыпаться через барьеры лож; кастальды мгновенно были смяты и люди, словно рассыпанный горох, покатились по площади; оруженосцы и рыцари похватали копья и ощетинились ими против буянов. Распорядители с криком носились по арене, унимая и прекращая драку. Пьяного шерстобита окружили человек с полсотни и, вместо фанфар, с пением
Маленький оруженосец суетился как угорелый.
— Исчезай!., исчезай теперь! — кидал он то одному, то другому из наиболее ярых задир.
Еще четверть часа — и все утихло; поле очистилось; неизвестный оруженосец канул как в воду.
Джостра пошла своим чередом.
ГЛАВА XXVII
Много было шумных разговоров и толков в кабачках и повсюду в тот вечер и на другой день!
Выяснилось, что сторонники епископа ожидали, что вызов его будет принят враждебным лагерем и к бою с ним никто не готовился; свинья выбежала не случайно, а была нарочно выпущена из ближайшего дома; шерстобита спозаранку накачивали вином какие-то молодцы в кабачке, подзадоривали и спорили, что он не посмеет сесть на лошадь.
Епископ уехал бледный от злобы и отдал приказ во что бы то ни стало разыскать оруженосца, несомненно игравшего роль распорядителя в происшедшей истории.
Марк и его новые товарищи-немцы присутствовали на зрелище и сразу узнали в таинственном оруженосце Луиджи. Узнал его и завистливый и мрачный товарищ Яна; он стоял в толпе у самого каната и недобрым взглядом следил за суетой, устроенной неаполитанцем.
Ян, почти не отрываясь, смотрел на ближайшую трибуну; в первом ряду ее в розовом с серебром платье сидела Габриэль Готье. На арену он взглядывал только тогда, когда Габриэль чем-нибудь проявляла радость или особый интерес к происходившему; вместо джостры он видел только что-то сказочное, яркое, пестрое, шевелящееся и в центре всего — ее.
Волшебный сон кончился, публика стала расходиться, солнце было уже на закате; верх кампанильи был как бы охвачен пожаром. Ни видеть, ни разговаривать с кем либо Яну не хотелось; надо было одному пережить все испытанное и он зашел в первый подвернувшийся погребок, забрался в отдаленный угол и спросил вина. На протяжении руки от него помещалась подвыпившая компания из пяти человек, беседовавших между собой.
До Яна вдруг донеслось имя Габриэль; он насторожился, сделал вид, что отвернулся и стал внимательно вслушиваться.
— Да уж я знаю, что говорю, верьте мне!.. — спотыкаясь языком, твердил один. — Тут неспроста дело!.. — он постучал костяшками кулака по столу. — Тут неспроста! Позвольте узнать, почему с тех пор, как приехала эта француженка, у нашего епископа одни неприятности? А? То черти из тюрьмы всех унесли, нынче опять свинья… это как называется? Ведьма, вот как!.. — он снова стукнул кулаком.
— Да нет, не так!.. — бия себя в грудь кулаком, тоненьким дискантом возражал другой. — Ты вздор городишь! Не ведьма, если сам его святость влюблен в нее. Это раз! А вот что: она невеста синьора Бастиано Палавиччини. Понимаете? — Он поднял вверх палец. — Вот наш и
Все ахнули.
— Вот так нечистая сила!!. — протянул третий.
У Яна перехватило дыхание. Он отодвинул еще не начатую кружку, встал и удалился из погребка.
Через день город принял обычный вид.
Ян, пасмурный и молчаливый, с узким медным обручем на лбу, не разгибался над работой. Напрасно краснощекая, в черном корсаже и пунцовой юбке Моника несколько раз приближалась к двери в мастерскую и кидала на него взгляды — он не замечал ничего. Перед самым обедом Яну понадобилось выйти в кухню; кроме Моники, никого в ней в эту минуту не было и Ян увидал, что девушка забилась в укрытый от взглядов угол и озабоченно делает ему призывные знаки.
Ян подошел к ней.
— Человек приходил сейчас!.. — быстро зашептала она. — Высокий, белокурый, по-нашему плохо говорит… велел сказать, что Луиджи арестован!
Моника отскочила в сторону и, напевая, принялась развешивать на протянутую веревочку полотенца: из-за двери выглянуло настороженное лицо со сросшимися бровями и сейчас же скрылось.
Ян вернулся в мастерскую и, когда все поднялись по зову хозяйки к обеду, заявил Бонавентури, что есть не хочет и должен уйти по своему делу.
— Беги, беги!.. — благодушно ответил старый мастер и потрепал его по плечу. — В этом вся жизнь — отбегаешь свое время, сядешь дома на лавочке!..
Ян вышел на улицу и торопливо направился к Марку, чтобы узнать, что произошло.
Марк оказался дома; с ним находилась и неразлучная пара — Мартин и Адольф. Первые двое вели разговор; последний лежал на своем тюфяке, положив слоновьи ступни ног на чурбан, заменявший стул, и по обычаю молчал или изредка издавал густой гул, как только что отзвонивший колокол; одобрительный или протестующий характер его зависел от личности собеседника: Мартин в его глазах был непререкаемым оракулом.
Марк познакомил их с Яном. Адольф даже не пошевельнулся и только одним выпуклым глазом обвел новичка.
Марк сообщил, что знал: Луиджи схватили сбиры вчера под вечер близ Флорентийских ворот; очевидцами были трое студентов из той партии певцов, с которой он совершил такой удачный обход монастырей. Куда отвели пленника — студенты не догадались проследить.
— Дернуло же его дурака валять на джостре!.. — наивно заключил Марк свой рассказ.
— Дурака?.. — переспросил Мартин. — Нет, брат, бери выше: это заговор!.. тут деньгами посыпано!..
— Да неужели?… — изумился Марк. — Против епископа?
— Здесь вечные заговоры против кого-нибудь!.. — ответил Мартин. — Итальянцы без этого дня прожить не могут!
— Но ведь епископ поставлен самим императором?.. — возразил Марк.
— В том-то и загвоздка: поговаривают, будто император никакого права не имеет на это. Слухи идут, будто папа говорит, что власть ставить и утверждать не только епископов и кардиналов, но и королей и даже самого императора принадлежит только наместнику Христову — папе. Сил только пока еще мало у него.