Приключения Тарзана в джунглях
Шрифт:
– Скажи мне, – продолжал он, – ты ли тот великий вождь, который посылает нам Ару-свет, который творит великий шум и буйные ветры и льет воду на нас, обитателей джунглей в те дни, когда становится вдруг темно и холодно. Ответь мне, Горо, ты ли Бог?
Конечно, Тарзан не произносил слова «Бог» так, как мы с вами произносим его. Он не умел говорить на языке своих праотцов-англичан; но для каждой из крохотных букашек он придумал особые названия, которые все вместе взятые составили своеобразный алфавит.
В отличие от обезьян, он не довольствовался одними лишь представлениями о предметах; ему нужны были слова, обозначающие
Таким образом и создалось то величественное слово, которое на языке Тарзана обозначало «Бог». Мужская приставка на языке обезьян – «бю», женская – «мю». Б у него значило «ля», о – «тю», г – «моу».
Итак, слово «Бог» превратилось у него в «Бюлямютюмюмоу», или по-английски: Самец – Б – самка – о – самка – г.
Таким же образом стал он произносить свое имя по-новому. Странно и удивительно звучало оно. Слово «Тарзан» состояло из двух слов: на языке обезьян это значит «белая кожа». Имя это было дано ему приемной матерью, исполинской обезьяной Калой. Когда Тарзан вздумал передать это слово на языке своих соотечественников, то ему к тому времени еще не удалось найти в словаре слов «белый» и «кожа». Но в одной из книг он увидел изображение белого мальчика и поэтому он назвал себя «Бюмюдимютоумюроу» или «маленький самец».
Понять удивительную систему произношения Тарзана было бы столь же трудно, сколь и бесполезно, и поэтому мы будем впредь прибегать к более свойственным нам приемам произношения, почерпнутым нами из ученических тетрадок для упражнений в грамматике. Усвоение же правила, что «моу» значит г, «тю» – о и «по» – у, и что для произношения слова «мальчик» надо поместить мужскую частицу (на языке обезьян) «бю» перед целым словом и женскую частицу «мю» перед каждой отдельной буквой – было бы слишком утомительно. Помимо того, это завело бы нас в невылазные дебри.
Итак, Тарзан апеллировал к луне, но луна безмолвствовала. Тарзан пришел в негодование. Он выпятил вперед свою широкую грудь, оскалил зубы и бросил в лицо безмолвному светилу свой воинственный клич.
– Ты не Бюлямютюмюмоу! – кричал он. – Ты не царь джунглей! Ты не так велик, как Тарзан, могучий охотник, могучий боец! Тарзан более велик, чем все! Спустись, Горо, великий трус и вступи в бой с Тарзаном! Тарзан убьет тебя! Я Тарзан, который убивает всех!
Но луна не отвечала на хвастливый вызов человека-обезьяны. Облако покрыло лицо луны, и Тарзан решил, что Горо струсил и спрятался. Спустившись с дерева и разбудив Нумгу, Тарзан стал ему объяснять, как велик он, Тарзан, испугавший даже луну на небе и заставивший ее скрыться. Тарзан считал луну существом мужского пола, так как все большие и внушающие ужас предметы принимаются обитателями джунглей за самцов.
На Нумгу эти откровения не произвели особого впечатления: ему хотелось спать, и он просил Тарзана убраться оставить его в покое.
– Но где я найду Бога? – настаивал Тарзан. – Ты очень стар: если Бог существует, ты должен был видеть его. Как он выглядит? Где он живет?
– Я – Бог! – отвечал Нумго. – А теперь иди спать и не приставай больше ко мне.
В
– Ты – Бог? – спросил он.
– Нет! – взвыл Нумго. – Я лишь старая бедная обезьяна. Оставь меня! Иди и спроси у Гомангани, где Бог. Они безволосы, как и ты, и тоже очень мудры. Они должны это знать.
Тарзан отпустил Нумгу и пошел странствовать. Совет Нумги пришелся ему по душе. Хотя его с людьми Мбонги и связывали чувства, весьма далекие от дружбы, но он мог, по крайней мере, всегда выследить своих ненавистных врагов и узнать, поддерживают ли они сношения с Богом.
Итак, Тарзан в сильном возбуждении мчался по деревьям к селению чернокожих, горя желанием скорее познать высшее существо, творца вселенной. В пути он сделал смотр своему оружию: он оценивал пригодность своего охотничьего ножа, количество имевшихся у него стрел, новую тетиву лука; наконец, он остановился на своем копье, которое было гордостью прежнего владельца, черного воина племени Мбонги.
Если Тарзан встретит Бога, он не будет застигнут врасплох! Конечно, трудно предвидеть, какое именно оружие придется пустить в ход против неведомого врага – аркан, копье или отравленную стрелу? Тарзан-обезьяна был уверен, что если Бог пожелает драться, то не могло быть никаких сомнений относительно исхода боя. Но Тарзану многое нужно было узнать от Бога, и поэтому он надеялся, что Бог не будет воинственно настроен; однако, он вынес из своего жизненного опыта твердое убеждение в том, что всякое существо, способное защищаться и нападать, может, смотря по настроению, в любое время броситься в бой.
Уже стемнело, когда Тарзан очутился в селе Мбонги. Безмолвно, как тень ночи, занял он свое обычное место на суку огромного дерева, у самого частокола. Внизу, на дороге, он увидел мужчин и женщин. Все мужчины были раскрашены – даже более ярко и цветисто, чем в обычное время.
Посреди них бродило какое-то странное нечеловеческое существо-высокая фигура с человеческими ногами и головой буйвола. Сзади у него болтался хвост, в одной руке он держал хвост зебры, а в другой пучок маленьких стрел.
Тарзан вдзрогнул. Неужели ему сразу же представился случай увидеть Бога? Несомненно, существо это не было ни зверем, ни человеком, а чем же оно могло быть, как не творцом вселенной? Человек-обезьяна стал жадно следить за каждым движением этого странного существа. Он увидел, как при его приближении чернокожие падали ниц, словно их поразили ужасом таинственные силы природы.
Затем божество заговорило, и все в глубоком безмолвии слушали его. Тарзан был уверен, что только Бог способен без всякого оружия, без стрел и копий внушить неграм такой ужас, что они стоят на месте с широко раскрытыми от страха ртами. Тарзан относился к чернокожим с презрением именно вследствие их болтливости: точно мартышки болтали они всякую чепуху и бежали от врага. Большие же, взрослые самцы племени Керчака почти не говорили, но зато дрались по каждому поводу. Лев Нума тоже был не очень разговорчив, а из всех зверей джунглей он был наиболее воинственным.