Приключения тележки
Шрифт:
Еще бы! Власть действительно сама далась в руки их главарю — «вождю нации» Ференцу Салаши. Они, нилашисты, стали господами положения. И теперь лишь очень редко удостаивали посещением такие захудалые уголки, как бывший их клуб на улице Пантлика. А если и удостаивали, то держались эдакими элегантными маркграфами, вооруженными до зубов, с неприменными ручными гранатами за поясом, да еще с наивысшей по тем временам привилегией — правом всегда и везде упиваться до одурения. Оно и правильно! Можно ли было им видеть, чувствовать, знать, что
Итак, дом номер девять по улице Пантлика — вернее, весь его первый этаж, кроме подъезда, — был засыпан, заколочен, превратен в бастион.
Исчезла дверь Безимени, исчезло окно учителя музыки вместе с вывеской. Кому пришло бы сейчас в голову перетягивать мебель или учиться музыке? Исчезли окна дворницкой, двери и окна «Питейного дома», как и физиономия задорной молодушки.
Попасть в «Молодушку» можно было теперь лишь со двора, пройдя через парадный подъезд.
Впрочем, скорее мир перевернулся бы вверх тормашками, чем обитатели Пешта и даже Буды отказались бы от присущего им юмора.
В корчме даже в эти дни жизнь не прекращалась. Более того, в законопаченной «Молодушке» не только по ночам, но иной раз и среди бела дня стоял пьяный гул.
Однако обслуживал теперь посетителей сам грубиян корчмарь, а помогал ему придурок Муки. Хозяйка и ее прелестная дочь Илонка укатили в провинцию, подальше на Запад. Милые женские голоса уже не вплетались в свирепый гул мужского бражничанья.
Вошедшая в моду массовая эвакуация, бегство на Запад, захватила как будто и нашу тележку: она не вернулась на свое насиженное место во дворе.
Придя после окончания общественных работ домой и собравшись уже было втащить тележку с улицы в подъезд, Безимени, у которого от усталости подгибались колени и отказывались повиноваться мускулы, вдруг изменил свое намерение.
Ну кто позарится теперь на тележку, если он оставит ее прямо на улице, за углом, возле груды наваленного кирпича? За целый день редко-редко пройдет кто-нибудь по улице Пантлика, где путь преграждало образовавшееся из лопнувшей водопроводной трубы озеро и многочисленные ручейки, истекающие из него.
Ведь с тех пор, как вода замерзла, прохожий, отваживавшийся ступить на эту часть улицы Пантлика, скользил, словно по льдинам Северного полюса, ежеминутно подвергаясь опасности сломать себе руки-ноги или свернуть шею.
Так тележка с левым уклоном вместо обжитого лона двора, гулким эхом откликавшегося на все события, оказалась на улице, в холодном и бескрайнем одиночестве.
Тележка замораживается, как скоропортящийся продукт
К тому времени советские части уже со всех сторон заперли Будапешт. Это был рождественский подарок и надежда для отчаявшихся душ. Но увы, для безумцев, как и для злодеев, готовых на все, даже это не стало достаточным устрашением! Света, газа, водопровода более не существовало.
Впрочем, водопровод действовал
Во льду сделали прорубь. Установив очередь вдоль веревки или телефонного провода, грязные, голодные, измученные, опустившиеся обитатели будайских убежищ запасались здесь водой для готовки и питья.
Ибо о более или менее регулярном поддержании чистоты покуда могли еще думать лишь в таких домах-счастливчиках, как дом номер девять по улице Пантлика.
Артистка Вера Амурски умудрялась даже принимать ежедневно ванну. Как? В перерывах между бомбежками она подымалась в мастерскую Безимени. Там для нее грели на печурке воду и выливали в ванну. Кран в ванной уже отказал, и воду приносили из убежища или со двора, из крана, находившегося рядом с квартирой Безимени.
Но это возможно было лишь во время налета.
Когда же налет прекращался, во дворе выстраивалась очередь с чайниками и бутылями — люди приходили из соседних домов, уже не имевших воды.
Подъезд давно не запирался. Взрывная волна от бомбы, упавшей на улице, сорвала одну створку парадной двери и высадила в доме все стекла.
Она же прикончила двух седоков эсэсовского мотоцикла, когда он, буксуя, с трудом поднимался по обледенелой улице. Эсэсовцы лежали на краю пустыря рядом с десятком изуродованных лошадиных трупов — бомба угодила в середину расположившегося табором обоза.
Только на рассвете да под вечер люди выбирались из-под земли.
Тележка, стоявшая у стены дома под прикрытием длинного балкона угловой квартиры, служила водоносам подставкой для ведер и чайника.
Естественно, что вскоре тележку плотно укрыли наледи от стекавшей и замерзавшей вокруг воды, колеса накрепко пристыли к земле. Примерзла к днищу тележки и пачка листовок. Можно было разобрать несколько строк, содержавших доброжелательные предупреждения командования Советской Армии, а также призыв действовать, обращенный к ее сторонникам:
Ваши палачи дошли до того, что, попирая международное соглашение, расстреляли наших парламентеров.
Это могло бы дать нам право уничтожить поголовно все мужское население города и полностью разрушить вашу столицу.
Но мы хотим спасти вас и потому призываем: гоните прочь ваших палачей!..»
Все это прекрасно, и, вероятно, в других районах столицы могли быть и были зачатки Сопротивления! Но здесь? Здесь, где даже шепот прямо в ухо тотчас достигает слуха врагов и распоясавшихся их приспешников, где из трех. человек один непременно наушничает?! Лишь безмолвное терпение да милосердный бог могли помочь здесь выстоять…