Приключения Тома Сойера (др. перевод)
Шрифт:
— Ну, вы подрались, он трахнул тебя вон той доской, ты упал, а потом вдруг вскочил, шатаясь, сцапал нож и воткнул ему в грудь, — как раз перед тем, как он тебя еще раз огрел, и ты опять повалился и до самой этой минуты лежал, как колода.
— Господи, я же не ведал, что творю. Вот помереть мне на этом месте, не ведал. А все виски, да и злость во мне, видать, разыгралась. Я ж отродясь ножа в руки не брал, Джо. Драться дрался, но чтобы ножом… Тебе это любой скажет. Ты не говори никому, Джо! Пообещай, что не скажешь… Ты же мой добрый товарищ. Я тебя всегда любил, Джо, заступался за тебя. Помнишь? Не
Несчастный упал перед невозмутимым убийцей на колени и моляще сжал ладони.
— Нет, Мэфф Поттер, я не выдам тебя, ты всегда поступал со мной по совести, без обмана.
— Ох, Джо, ты ангел! Я за тебя до конца жизни Бога буду молить.
И Поттер заплакал.
— Ну ладно, хватит. Не время слюни распускать. Давай так, ты вон в ту сторону иди, а я пойду в эту. Поторапливайся, да постарайся следов за собой не оставлять.
Поттер рысцой бросился прочь и скоро уже летел во весь опор. Полукровка постоял, глядя ему вслед, потом негромко произнес:
— Если ему и впрямь от удара да хмеля память отшибло, о ноже он не вспомнит, пока не уйдет так далеко, что возвращаться сюда уже побоится, курица мокрая.
Спустя две-три минуты смотреть на убитого, на труп под одеялом, на взломанный гроб и вскрытую могилу было уже, кроме луны, некому. И тишина вновь воцарилась полная.
Глава X
Страшное пророчество воющего пса
Онемевшие от ужаса мальчики что было мочи бежали к городку. Время от времени они, опасаясь преследования, оглядывались назад. Каждый пень, выраставший на их пути, представлялся им человеком, врагом и у них перехватывало дыхание; а когда они пронеслись мимо первых предместных домишек, от лая проснувшихся сторожевых псов у беглецов точно крылья на ногах выросли.
— Хоть бы до старой дубильни успеть добежать, пока мы не свалилились, — прошептал, коротко отдуваясь после каждого слова, Том. — Надолго меня уже не хватит.
Гекльберри ответил ему одним лишь пыхтением. Глаза мальчиков не отрывались от желанной цели, они отдавали последние силы, чтобы достичь ее. Цель близилась, близилась, и наконец, они грудь в грудь проскочили в распахнутую дверь и повалились, благодарные и обессилевие, на пол в стоявшей за ней темноте. Мало-помалу сердца их стали биться ровнее и, наконец, Том прошептал:
— Как, по-твоему, Гекльберри, что теперь будет?
— Если доктор Робинсон помрет, виселица будет, вот что.
— Ты думаешь?
— Чего тут думать-то, Том, я знаю.
Том, поразмыслив немного, сказал:
— А кто донесет на метиса? Мы?
— Что это ты говоришь, Том? А ну как, что-нибудь не так пойдет и Индейца Джо не повесят? Он же рано или поздно прикончит нас обоих, это так же верно, как то, что мы здесь лежим.
— Вот и я об этом подумал, Гек.
— Если уж доносить, так пусть Мэфф Поттер доносит, ему как раз на это глупости хватит. Да и пьян он с утра до вечера.
Том промолчал — он думал. И, наконец, прошептал:
— Гек, так ведь Мэфф Поттер и не знает ничего. Как же он донесет?
— Почему это он не знает?
— Потому что, когда Индеец Джо это сделал, Мэфф как раз по
— Ах, чтоб его, а ведь ты прав, Том!
— И опять же, подумай, — может, его этот удар и вовсе прикончил!
— Ну, это навряд ли, Том. Он же в подпитии был, я сам видел, да он и всегда такой. А когда мой папаша наберется, так его можно колокольней по башке лупить, ему это хоть бы хны. Он и сам так говорит, я слышал. И с Мэффом Поттером, ясное дело, все то же самое. Вот кабы Мэфф был мертвецки трезвый, тогда он, может, от такого удара ноги и протянул бы, хотя, вообще-то, я и в этом не уверен.
Еще одна задумчивая пауза, затем Том:
— Гекки, а ты сможешь язык за зубами держать?
— Том, так мы ж и должны язык за зубами держать. Сам понимаешь. Если мы хотя бы пикнем, а этого индейского дьявола возьмут да и не повесят, он же утопит нас, как котят, и глазом не моргнет. Знаешь, Том, давай поклянемся друг другу, что мы так и поступим — будем помалкивать.
— Правильно. Лучше не придумаешь. Значит, беремся за руки и приносим клятву, что …
— Ну нет, это не пойдет, Том. Такие клятвы только по разным пустякам хороши — особенно, когда с девчонками дело имеешь, потому как они нипочем слова не держат, а стоит им хвост прижать, сразу язык распускают. У нас с тобой дело серьезное, значит, договор нужен писанный. И скрепленный кровью.
Превосходная мысль, Том всей душой одобрил ее. Глубокая, мрачная, ужасающая, более чем отвечавшая и времени, и обстоятельствам, и вообще всему, что окружало мальчиков. Он подобрал с земли лежавшую в лунном свете чистую сосновую дощечку, достал из кармана кусочек красной охры, призвал в помощницы луну и принялся старательно выводить слова, прикусывая язык, когда ему требовалось провести нисходящую линии, и отпуская его, как только переходил к восходящей. Получилось у Тома следующее:
Гек Финн и Том Сойер клянутся, что будут держать насчет Этого язык за зубами
и пускай Они помрут на Месте, если когда Расскажут, и Сгниют.
Присущие Тому беглость письма и возвышенность слога привели Гекльберри в полное восхищение. Он вытащил из-за отворота куртки булавку и почти уж вонзил ее себе в палец, но Том сказал:
— Погоди! Не стоит. Булавка-то медная. Может, на ней ярь-медянка завелась.
— А чего это такое, ярь-медянка?
— Отрава, вот чего. Проглоти хоть чуток — сам узнаешь.
Том достал одну из своих иголок, отмотал с нее нитку, и каждый мальчик проколол подушечку большого пальца, чтобы выдавить из нее кровь. В конце концов, Тому удалось, сжимая и тиская палец, начертать кровью свои инициалы — в качестве пера он использовал мизинец. После этого Том показал Геку, как писать Г и Ф, и обряд клятвоприношения завершился. Мальчики зарыли дощечку в землю у стены, сопровождая это заклинаниями и исполнением мрачных обрядов, по завершении коих можно было с уверенностью сказать, что язык каждого скован цепью, цепь замкнута на ключ, а ключ заброшен так далеко, что никто и не сыщет.