Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Большой сборник
Шрифт:
Джим сидел на плоту, опустив голову на колени, и крепко спал. Одна его рука свесилась над веслом, другое весло было разбито, и весь плот был засыпан листьями, сломанными сучьями и грязью. «На твою долю, видно, тоже досталась хорошая трепка», подумал я.
Я причалил, растянулся на плоту под самым носом у Джима и начал громко зевать и потягиваться, нарочно задевая его.
— Эй, Джим, я, кажется, заснул. Отчего ты меня не разбудил?
— Это ты, Гек? Ты жив? Не утонул? Опять со мной? Это так хорошо, что даже не верится! Джим даже не может притти в себя
— Да что с тобою, старый дуралей? Ты хватил лишний стаканчик?
— Кто? Старый Джим? Лишний стаканчик? Старому Джиму было не до стаканчика!
— Так почему же ты городишь такой вздор?
— Какой вздор?
— Как! Ты еще спрашиваешь, Джим? Да разве ты не болтал, что я куда-то уезжал, тонул, опять вернулся? А я все время лежал здесь и спал как убитый.
— Гек… Гек Финн, смотри Джиму прямо в глаза, смотри в глаза старому Джиму! Разве ты не уезжал?
— Уезжал?.. Да что с тобой, Джим, чорт тебя возьми! Уезжал? Куда я мог уезжать?
— Старый Джим совсем голову потерял! Здесь что-то нечисто! Джим я или не Джим? На плоту Джим или нет? Хотел бы Джим это знать. Или старый Джим совсем с ума сошел?
— Разумеется, ты на плоту, Джим. Это так же ясно, как то, что ты старый бестолковый дуралей Джим.
— Так я Джим? Ну, так теперь отвечай мне, Гек: разве ты не уезжал в ялике отыскивать место, где бы привязать плот?
— Где? Когда?
— И ты не привязывал плот, а течением не снесло его вниз по реке, а ты, Гек, не остался позади в лодке среди тумана?
— Какого тумана?
— Да среди густого белого ночного тумана. И разве Джим не звал, не кричал и разве ты, Гек, тоже не отвечал мне и не кричал до тех пор, пока мы оба не затерялись среди островков? Бедный Джим совсем не знал, где он. И разве плот не наскакивал все время на эти островки и разве Джим чуть не утонул и не был такой грустный, грустный? Скажи, Гек, разве этого не было?
— Это что-то мудреное для меня, Джим! Я не видел никакого тумана, ни островков, ни опасностей, ничего ровно не видел. Всю ночь я просидел здесь и болтал с тобой, — может быть, еще минут десять назад; потом ты задремал, и я тоже. Напиться, конечно, ты не мог, значит просто ты все это видел во сне.
— Этого не может быть, Гек! Чорт возьми, нельзя в десять минут увидеть такой большой сон. Нет, этого не может быть!
— Не верь, упрямая голова, но все-таки тебе это снилось, так как ничего этого не было.
— Но, право же, Гек, Джим все это видел собственными глазами, как наяву.
— Не все ли равно, что тебе почудилось, ведь я-то ничего не видал, хотя и просидел здесь всю ночь!
Минут пять Джим молчал и о чем-то думал, затем он воскликнул:
— Ну, значит, твоя правда: Джим все во сне видел, Гек! Но, Гек… это был такой ужасный, такой диковинный сон, ты и представить себе не можешь. Никогда еще не бывало, чтобы после сна Джим чувствовал себя таким разбитым!
— Ну что ж, это
Джим стал рассказывать события этой ночи и, правду сказать, сильно приукрасил свои приключения. Затем он принялся истолковывать этот сон, который послан нам, по его словам, свыше, как знамение. Наша неудачная попытка привязать к берегу плот означает, говорил он, что кто-то желает нам добра, но пришел враг — быстрое течение — и разлучил нас. Крики, которые он слышал и на которые отвечал, — предвещания, судьбы; если мы не истолкуем их правильно, тогда они принесут нам несчастье вместо добра.
На небе стали проступать звездочки.
— Все это очень хорошо, Джим, ты отлично истолковал твой сон! — сказал я. — Ну, а это что значит?
И я указал на листья, обломанные сучья и комки грязи, покрывавшие плот. При свете звезд все это было ясно видно.
Джим взглянул на мусор, потом на меня, потом опять на мусор, не произнеся ни слова. Сон так крепко засел ему в голову, что ему было трудно поверить в действительность. Когда же наконец он сообразил все, то пристально, без улыбки, почти грустно посмотрел на меня и сказал:
— Ты спрашиваешь, что это значит? Джим тебе скажет. Когда старый Джим измучился от тяжелой работы и решил, что ты умер, его охватило отчаяние, и он с горя заснул. Ему было все равно, что с ним будет. А когда Джим проснулся и увидел Гека целым и невредимым, горячие слезы потекли у него из глаз, и Джим хотел целовать твои ноги, так Джим был счастлив и рад. А ты, Гек, только и думал о том, как бы насмеяться над бедным старым Джимом, одурачить его, обмануть! Мусор этот и означает ту грязь, которою люди ради шутки готовы запачкать своих друзей, чтобы только осрамить их и унизить.
Медленно поднялся он с места и поплелся под навес, не прибавив больше ни слова, но мне и этого было довольно. Мне было до того стыдно, что я сам готов был целовать его черные ноги, только бы доказать ему мое раскаяние и взять свои слова обратно.
Четверть часа прошло, прежде чем я заставил себя пойти просить прощенья у негра. Но я пошел, извинился и не жалею об этом. И с тех пор я никогда не позволял себе играть с ним такие глупые шутки, да и этой никогда не позволил бы себе, если бы знал, что она так сильно обидит его.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Надежды. — «Милый старый Каир». — Белая ложь. — Купанье.
Весь день мы спали как убитые, а с наступлением ночи отправились дальше, следуя на небольшом расстоянии за длинным-предлинным плотом, проплывавшим мимо нас так долго, точно погребальная процессия. На нем было пять шалашей, на обоих концах его стояли высокие шесты с флагами, а посредине плота пылал большой веселый костер, вокруг которого расположилась целая толпа людей. По нашим расчетам, там было человек тридцать. Да, лестно служить на таком плоту, есть чем гордиться!