Приключения в Ирии и на Земле
Шрифт:
И я, махнув рукой, указал на сейф Мамедовны. Махнул небрежно и задел конторские книги Семёныча, лежавшие на краю стола. Одна из книг упала на пол. Поднимая её, раскрыл на середине.
— Ба! Семёныч! Книги пишешь?
— Ну да, письменник я, — ответил он, почему-то по-белорусски. Воспоминания пишу, о войне, о природе… Досуг коротаю.
С интересом глянул на него: сам грешен, сам по тем же формулам живу. Если во времена такого автора, как Тургенев, жили по принципам, во времена писателей Троцкого и Деникина — под лозунгами, то во времена письменника Семёныча, сиречь Ивана Семёновича Благова, люди существовали и существуют по формулам. Формулы
На лавочке, взирая на пасмурное небо, сидел хмурый старовер.
Вручил я ему грозный для Алисии Владленовны документ, денежное возмещение и наказал быть готовым утром к отъезду.
Никак не ожидал, что не пройдёт и часа, как снова придётся склонять имя неведомой мне Алисии во всех падежах и снова посылать людей по известному адресу — к Алисии.
Не ожидал и резкой перемены погоды. Порывы ветра закружили опадавшую листву. Не впервые в этом краю, и по признакам ощущаю, что на далёкой от нас Ладоге заштормило. Коварно Ладожское озеро.
Тесен наш мир, сударыни и судари; бежит человек от тесноты человеческого общежития, стремясь не к одиночеству, а к уединению и возможности поразмыслить или почитать или сочинить… Всех вариантов не счесть. Вряд ли я мог претендовать на значительное внимание к своей особе со стороны Анюты: наше недолгое знакомство не давало повода так думать. Но был уверен: придёт Невеста, книжку принесёт, и мы побеседуем о литературе и жизни.
Она явилась в строгой юбке и пиджаке, и я поставил себя на место школьника, с восторгом взирающего на юную учительницу. Уже испытывал подобное обожание то ли в девятом, то ли десятом классе. Недолго длилось то ощущение пребывания в сказке. Явился бородатый деятель из драмтеатра и после недолгого ухаживания тот Карабас-Барабас увёл объект моего преклонения из школы и из моей жизни. Мельком увидел её однажды в метро — всё с тем же Карабасом, но почему-то без бороды.
Поймал себя на опасении и боязни увидеть повторение сказки с печальным для меня финалом.
Строгий голос учительницы вывел меня из грёзы:
— Почему вы музыканта посадили под замок? Девушки выключили телевизор, слушают его флейту и рыдают.
— О музыканте не знаю. Спросим у Семёныча.
Полковника, слава богу, застали в конторе. Я пропустил Анюту вперёд. Порыв ветра распахнул чуть приоткрытую форточку, смешал слабый запах духов с её феромонами, и эта смесь закружила голову дуралею. Две ипостаси у Окаянного в душе; по разному они величают друг друга, в зависимости от ситуаций; ныне Дуралей оспаривал свои права в диалоге со Скептиком. Ответ Семёныча на вопрос Анюты показался Дуралею резким:
— Ишь, играет, значит. Он такой же музыкант, как я Папа римский. Знаю их породу. Ищейка он. А из какого ведомства, можно допытаться. Закрыл его утром в каптёрке.
— У него мочевой пузырь не лопнет? — спросил я Семёныча.
— Товарищ капитан, все удобства там в наличии, — он с укоризной добавил: — Не знаете вы об истории вверенного вам объекта. Здесь некогда располагался женский батальон, а прапорщики оборудовали каптёрку в своих интересах. Так что там не только топчан, но и совмещённый санузел имеется.
Анюта покраснела как маков цвет, а я предложил:
— Ведите нас, товарищ администратор, к задержанному. Побеседую с ним.
—
— Я вам помогу дойти, Иван Семёнович. Он наших девушек с ума сводит своей игрой. Все сбились в кучу около каптёрки.
— Он же крысолов. Девок как мышек, значит, собрал. Знает, как играть! Ладно, Анюта, поддерживай старика, — остановив суровый взгляд на мне, вынес вердикт: — Крысолова выгнать надобно.
Я кивнул и, закрыв форточку, последовал к казарме за медлительной парой: Анюта под локоток вела Семёныча.
Скептик иронично молвил: «Вот артист!»
Дуралей с огорчением заметил: «Меня бы так поддерживали!» В ответ услышал возражение Скептика: «Размечтался! Ты же старый! До возраста Семёныча тебе далековато. Но, всё равно, старый ты, Дуралей! Анюта из другого поколения». — «Как говорят, любви все возрасты покорны!» — «Сексуальным страстям они покорны, Дуралей! Неужто забыл, тебе всего лишь стоило дотянуться до телефона — и твоя Подруга, жадная до секса, тут как тут». — «Не путай божий дар с яичницей! Изыди иль выпадай в осадок!»
Подавив тревожные мысли, я любовался линиями её фигуры и строгим силуэтом её костюма. Увы, Анюта ни разу не обернулась. Скептик, вынырнув из чёрного осадка, что аккумулировался на дне души, возопил: «А что ты хотел? Она же при исполнении важного поручения!»
Конечно, я из другого поколения. Мало нас осталось. Я предался воспоминаниям о спортивном лагере. Почтил всех тех из нашей группы, кто погиб. Поимённо. Каптёрка мне была памятна лишь тем, что в ней некогда обретался наш тренер, в то время, как вся наша группа спала на солдатских кроватях в казарме. Все ценные вещи мы сдали на хранение тренеру, и каптёрка постоянно была на замке. В то время не именовал себя Окаянным, да и тренер ещё не был Мутантом, а наравне с нами пахал как мул. Все мы ощущали ветры перемен, все верили, что боевое самбо будет востребовано, как никогда ранее. Кто ж мог предугадать, что от нашей группы в живых останутся лишь Мутант и Окаянный? Прочих, как московских, так и питерских лихие девяностые перенесли в лучший мир…
Явление флейтиста на свет божий породило разочарованные вздохи прекрасных дам. Одна из них сказала:
— Хлипенький какой! Не-а, не сможет ни пахать, ни сеять.
— Посеять-то он сможет, — хихикнув, отозвалась её подруга.
— Супротив наших мужиков он никакой! — не смущаясь присутствием флейтиста, заявила третья. — Зря мы поторопили тебя, Анна Сергеевна. Душевно играл хлопец.
В голосе Семёныча сквозила неприязнь:
— Хотел тебя ещё помариновать, крысолов, да начальник против.
Есть нюх у Семёныча. И опыт не отнять. Одно не понятно: что от нас желает сей кабинетный работник?
Увидев человека в форме с капитанскими звёздочками, тщедушный «флейтист» с бородкой клинышком Ю la Дзержинский спросил:
— Вы, наверное, господин Буйнович?
— Ошибаетесь. Идите за мной в контору. Там побеседуем.
У входа в офис нас поджидала парочка из ФСБ. Всем, чем надо, экипированная. Мы шли, как говорится, не дёргаясь, и они спокойно вели себя. И мордой на землю не положили. Один из них пытливо всматривался в меня. Видать, вспомнил. И я его припомнил. Было дело в Чечне. Он с моей группой ходил. В то время звался Арсением.