Приключения в Красном море. Книга 2(Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс)
Шрифт:
— Ты говоришь, в Такалай?.. А когда именно была предпринята эта попытка?
— Немногим больше месяца назад. Только благодаря мужеству местного гарнизона план захвата провалился. Капрал чуть было не взял в плен переодетого турецкого офицера, возможно, это был сам Саид Паша. Нашли обувь на веревочной подошве, в которой разведчики признали сходство с той, что обычно носит генерал, когда он не в военной форме. Даже размер совпадает. Если бы захват удался, Массауа была бы окружена и отрезана от всех коммуникаций…
— Подожди, Жак, остановись, прошу тебя, — прерываю
Жак смотрит на меня круглыми от изумления глазами, видимо решив, что я сошел с ума. Следует рассказать ему об этом деле со всеми подробностями, чтобы он смог отличить реальность от вымысла, порожденного буйной фантазией итальянцев. И я излагаю ему факты, уже известные читателю.
— Кроме того, — завершаю я свой рассказ, — я отправил из Кусейра письмо губернатору Асмэры с жалобой на того солдата, который называл себя аскером, хотя не был одет в форму — именно поэтому я отказался подчиниться его нахальным приказам. Странно, что после этого страсти не улеглись.
— Видимо, твое письмо пришло уже после моего отъезда, и я ничего о нем не знаю. Но ты напрасно писал, дело приняло серьезный оборот, о нем трубили все газеты. Думаю, тебе не следует больше появляться в Массауа, где ты поднял такой переполох. По-моему, итальянцы скорее простят того, кто действительно пытался завладеть силой их территорией, чем человека, заставившего их сражаться с ветряными мельницами.
— Напротив, я собираюсь туда вернуться. Моя совесть чиста, и если итальянцы опростоволосились, я здесь ни при чем. К тому же это всего лишь твои догадки, а мне кажется, что ты смотришь на вещи слишком пессимистично и не совсем справедлив к властям Массауа, всегда оказывавшим иностранцам прекрасный прием. Нет, я не вижу никакого резона прятаться, особенно после того, как мое письмо все прояснило.
— Ты — сумасшедший, самый настоящий сумасшедший! Ты поплатишься за свою проделку. Тебя могут даже расстрелять, чтобы навсегда отбить охоту к шуткам, выставляющим армию на посмешище.
— Да нет, Жак, успокойся, если бы такое произошло, это покрыло бы армию несмываемым позором. Скорее всего меня попросят молчать, ибо я уверен, что мое письмо хранится в тайне.
Разволновавшись, Жак прощается со мной со слезами на глазах. Видимо, ему кажется, что он видит меня в последний раз.
XXXVII
Трус берет реванш
Поезд прибывает в Каир в полночь. Горгиса на платформе не видно, но это не страшно, ведь у меня есть его адрес. Я направляюсь к выходу, но внезапно какой-то молодой человек хлопает меня по плечу с бесцеремонностью стража порядка. Мы пристально смотрим друг на друга, и, угадав мою мысль, он говорит с улыбкой:
— Я вас тут встречаю с семи часов, мы ждали вас к ужину.
Успокоенный его словами, я все же соблюдаю осторожность и, чтобы показать этому юнцу, что я не лыком шитспрашиваю:
— Но кто вы, сударь, я не имею чести вас знать.
— Меня послал Горгис, — отвечает он, улыбаясь, —
Эти слова, точно передающие суть нашего дела, окончательно развеивают мои сомнения. Юноша любезно берет мой чемодан и добавляет, что узнал меня, так как я заходил в магазин похоронных принадлежностей, где он служит.
Ему двадцать пять — двадцать восемь лет, и его скромная одежда подобрана таким образом, чтобы он как можно меньше бросался в глаза. Этот наряд и навел меня на мысль, что его хозяин — полицейский, ибо подобные люди, неприметные в толпе, поодиночке выглядят несколько странно, и наметанный глаз немедленно причисляет их к отряду «мусоров», как называют полицейских на воровском жаргоне. Его лицо — одно из тех незапоминающихся лиц, чтопозволяют слиться с толпой. Он говорит на всех европейских и восточных языках и знает всех тайных агентов Каира, Порт-Саида и Александрии. Он указывает мне на некоторых из них по дороге.
Та же коляска с бессловесным кучером поджидает нас в привокзальном дворе. Мы едем в гостиницу, где я уже останавливался. Хозяин встречает меня с понимающим видом. Ставро тоже здесь, но он спит, из-за его двери слышится могучий храп.
На следующее утро молодой человек, встречавший меня на вокзале, будит меня и ведет нас в лавку похоронных принадлежностей. Я снова вижу Горгиса, сидящего за своим письменным столом с озабоченным видом. Он осунулся, побледнел, словно провел бессонную ночь.
— Значит, — спрашиваю я, — все прошло благополучно?
— Dio grande! [40] — отвечает он по-итальянски. — Надеюсь, но я уже час жду Омара, он должен подтвердить эту новость… Он давно должен был вернуться. Вчера вечером, в десять часов, он заходил ко мне и поделился опасениями по поводу передвижений полиции, о которых сообщил Михаэль.
Михаэль — тот самый, кого я вчера принял за полицейского. Тактично удалившись, он принялся стирать масляные пятна с витрины магазина. Слуга в длинном египетском халате без рукавов ставит чашки с турецким кофе на роскошный гроб, выставленный у входа.
40
Dio grande (итал.) — Боже всемогущий. (Примеч. пер.)
Я еще не совсем освоился со здешней обстановкой.
— Нет, нет, — кричит ему Горгис, — не сюда!.. Останутся пятна. Возьми столик в том углу и поставь его здесь.
В то время как слуга исполняет приказ, Горгис подходит к одному из роскошных гробов, небрежно открывает его и достает оттуда блюдо, уставленное икрой, ракушками со свежим маслом, гренками и лимонами. При виде этих яств великолепный ангорский кот, лежавший в витрине, встает, потягивается, спрыгивает на землю и, мяукая, принимается ласкаться к хозяину.