Приключения в Красном море. Книга 2(Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс)
Шрифт:
Узкая полоска пляжа, отделяющая море от каменистой пустыни, усеяна странными предметами. Я различаю в бинокль причудливую свалку всякой всячины, нанесенной течением с помощью северных ветров. Для праздных моряков, ожидающих перемены погоды, нет ничего более увлекательного, чем рассматривать подобные дары моря.
На краю пустыни, у подножия скалистых гор с безводными оврагами, на фоне иссушенного солнцем безучастного к жизни пейзажа эти жалкие отбросы становятся волнующим символом недолговечной судьбы плодов человеческого труда перед лицом вселенной.
Чего тут только нет: щетки, вешалки для полотенец, разбитая мебель, циновки и пустые ящики со всех уголков света:
XL
Шаррас
После девятидневного плавания при попутном ветре мы выходим в спокойные воды Дахлакского архипелага. Я вижу вновь те самые места, где несколькими годами раньше овладевал ремеслом ловца жемчуга. Вдалеке по-прежнему виднеются знакомые силуэты фелюг ныряльщиков, бросивших якорь на зеленых отмелях между плоских островов. Вот большой остров Дахлак-Кебир, приземистые холмы которого появляются из-за горизонта подобно цепочке островков. Перед моими глазами возникает мираж-оазис, где впервые старый Саид Али поведал мне чудесное предание о жемчуге — каплях росы, на которых волшебный свет луны запечатлел отблески радуги… К этим воспоминаниям примешивается ностальгия, возрастающая по мере того, как приближаются высокие антенны радиостанции Массауа.
Я вхожу в порт на закате. Несмотря на то что я уверен в благополучном исходе такалайского дела, я жду прихода местных властей с некоторой тревогой.
Аскеры из санитарной службы забирают мои документы и предупреждают, что санитарный врач сам произведет осмотр парусника и экипажа. Он обходит суда в восемь часов утра, значит, придется подождать до завтра.
На рассвете в порт входит большое пассажирское судно компании «Ллойд Триестино». Ежемесячное появление океанских пароходов, совершающих круизы между Триестом и Индией, — немаловажное событие для маленького порта. На этой линии можно было бы обойтись без данного порта захода, но слава Италии обязывает, чтобы столица скромной колонии значилась в расписании рейсов пассажирских судов, ставших итальянскими после того, как Триест был отвоеван у Австрии.
Великан неловко движется в тесном портовом бассейне, пытаясь отыскать место для швартовки, на потеху ребятишкам, играющим на берегу моря. Наконец пароход кое-как пристраивается у причала рядом с моим судном. Несмотря на ранний час, с палубы первого класса свешиваются головы пассажиров, рассматривающих мою ореховую скорлупу, над которой нависла стальная глыба. Кто-то окликает меня, и, задрав голову, я вижу наверху загорелое лицо человека в розовой пижаме. Где я его видел? Непокрытая голова и утреннее неглиже могут до неузнаваемости преобразить облик человека, которого раньше пришлось видеть в шлеме и пиджаке. Он обнимает за талию довольно молодую толстую даму, увенчанную шапкой мелко завитых волос; она тоже наклоняется
Я рассеянно улыбаюсь в ответ, напрягая память, но незнакомая пара внезапно переходит к другому борту, чтобы поглядеть, что творится на набережной.
Из-за прибытия парохода санитарный врач встал пораньше и начал обход трех судов, включая мое, дожидающихся его со вчерашнего дня.
Команды выстраиваются на причале возле здания санитарной службы. Поскольку все члены экипажа держатся на ногах, врач делает заключение, что они совершенно здоровы, и разрешает им увольнение на берег. Наконец подходит моя очередь: доктор словно нарочно оставил меня напоследок. Он отвечает мне с улыбкой на безукоризненном французском языке, глядя на меня с нескрываемым интересом.
— Все ваши матросы в добром здравии, не так ли? Да… превосходно… превосходно… Что ж, возвращайтесь на судно. Я пришлю к вам аскеров с разрешением на увольнение.
— А почему бы вам не дать его сейчас?
— Я должен предупредить комиссарио — так принято для европейцев, но это не займет много времени.
Я заявляю ему без обиняков, что мне нужно пополнить запасы продовольствия, только ради этого я зашел в порт, и если меня будут изводить всяческими формальностями, то я не собираюсь здесь задерживаться.
— Надеюсь, я не под арестом? — говорю я в заключение.
— Что вы, что вы, не сердитесь. Мы ведь находимся в колонии, здесь все делается не так скоро. Если вы срочно нуждаетесь в провизии, я вам ее пришлю…
— Мне нужно как можно скорее только одно: увольнение на берег. Я должен отправить телеграмму губернатору Асмэры. Это очень важно и, если хотите знать, это единственная причина моего захода в Массауа, больше мне здесь нечего делать.
С лица врача тотчас же сходит улыбка, и он обращается ко мне так, как обычно увещевают неизлечимо больного.
— Послушайте меня, оставайтесь на судне, я вернусь через полчаса.
Мне приходится смириться с ожиданием. Но что означает столь странное поведение?..
Время проходит, а врач все не появляется. Уже половина десятого — более двух часов я с тоской гляжу на набережную, где царит оживление, гадая, что меня ждет. И тут я замечаю, что кто-то машет мне с берега — это та же пара, заинтриговавшая меня сегодня утром. Мужчина приоделся, и я тотчас узнаю в нем Тернеля, капитана, которому представлял меня в Адене Бесс, в то время, когда я завершал там строительство своей шхуны [42] . Мы перебрасываемся несколькими фразами и договариваемся о встрече на борту его парохода, как только я получу увольнение.
42
См. «Морские приключения». (Примеч. авт.)
В десять часов к судну подъезжают аскеры-тиграи в тильбюри и предлагают мне проследовать с ними в резиденцию комиссарио. Я сажусь в коляску, запряженную резвым пони, рядом с величественным аскером, который кажется еще выше из-за фески с длинным пером, и мы едем вдоль набережной Массауа.
Греческие торговцы, сидящие на террасах кофеен за традиционным стаканом воды, провожают меня изумленными взглядами, ибо я восседаю в экипаже комиссарио, которому принято низко кланяться при встрече.