Приключения Вехтора

Анатоль Нат

Княжна, посмотрев на Маню, как на идиотку, медленно, цедя буквально каждое слово по буквам, тихо, сквозь зубы, процедила:

— Да, на страну МНЕ насрать! И на казну МНЕ насрать! Но никто ЗДЕСЬ, не смеет брать денег с МЕНЯ! Это МОЁ княжество! МОЁ! Кровное!

— Достань ка МНЕ моё платье, — как-то сразу подобравшись, резко бросила она удивлённо посмотревшей на неё Мане, и, ни слова больше не говоря, остановилась перед окном каюты, задумчиво уставившись куда-то в сторону далёкого, едва видимого в бортовое оконце причала.

Маня, внимательно

посмотрев на замершую каменной статуей княжну, медленно подошла к сундуку с вещами княжны, открыла его, и, ещё раз посмотрев в спину княжны каким-то задумчивым взглядом из-под прищуренных век, достала единственное платье, которое сумела ещё в самом начале путешествия отыскать среди её вещей.

— Это, что ли? — вопросительно посмотрела она в спину так и стоявшей к ней спиной княжны.

— Оно там одно, — кивнула головой княжна, даже не оборачиваясь. — Надеюсь, ты его выгладила? — небрежно поинтересовалась она у Мани, о чём-то глубоко задумавшись и даже к ней не обернувшись.

— Конечно, — медленно и тщательно выговаривая буквы, протянула Маня, бросив ещё один быстрый и внимательный взгляд на прямую, как доска, спину княжны. — Как же не погладить то, времени было в достатке. Да и платьице, — Маня как бы взвесила в руках воздушное платье, — само очарование. Такое чудо, грех не погладить.

Ни слова больше не сказав, Маня помогла княжне надеть платье, а потом не менее получаса потратила на то, чтобы нанести на лицо княжны боевую раскраску первой красавицы. Только закончив с этим, она, вместе с ней, поднялась на палубу.

Там продолжали бушевать страсти. Столичный таможенник, поняв, что вновь прибывшие торговые гости, или, по их словам, путешественники, совершенно не желают платить ему мзду, в том размере, в котором он желает, совсем разошёлся, и голосил уже чуть ли не во весь голос.

— Да вы у меня сгниёте у этого причала, — орал он, брызгая слюной изо рта. — Нет денег, так лошадь давай.

— Так она же стоит больше того, что ты хочешь, — возмущённо орал на него Сидор, старательно избегая слюней таможенника. — Гони сдачу и убирайся.

— Что-о?! — аж задохнулся от возмущения таможенник. — Вы тут полудохлых баб провозите, а я тебе ещё сдачу дать должен. Гони лошадь, иначе не видать тебе пропуска в город. Да и дальше уже не поедешь, пока я разрешения не дам.

— Это кто тут полудохлая баба, — медленно выговаривая слова, процедила прямо над ухом таможенника тихо подошедшая со спины княжна. — Я, что ли? Ты, мразь таможенная, кого так назвал? Меня?

— Опана! — тихо и восторженно выдохнул Сидор. — Кукла Барби, собственной персоной. Белокурая, черты лица точёные, бровки подведённые, макияж на высшем уровне, волосы рассыпаны по плечам. Юбка колоколом. Туфельками цокает. Вот только сабелька на пояске нарушает этот лубочный листок, — с сожалением покачал он головой. — Явно это Маня постаралась.

— От именно, что с сабелькой эта твоя куколка, — тут же разрушил очарование нового облика княжны скептический

Димон. — И сабелька эта, остренькая, — осторожно дёрнул он за рукав Сидора, напоминая тому, чтобы он не зарывался.

Перед резко обернувшимся и застывшим столбняком таможенником, предстало чудное, воздушное создание, в развевающейся на лёгком утреннем ветру изящном платьице и грозной саблей на боку. А за ней видно было скромную, изящную фигурку мрачной, как грозовая туча, Мани.

Таможенник, до того чуть ли не с кулаками кидавшийся в возбуждении на Сидора с Димоном, вдруг как-то разом сник и, медленно наливаясь какой-то нехорошей синевой на посеревшем лице, неуклюже повалился на колени.

— П-п-п… Прощения прошу, в-вашество, — мгновенно бухнулся он лбом в палубу, едва только его потрясённый взгляд сосредоточился на княжне.

— Ого, — удивлённо поднял брови Димон, повернувшись к задумчиво глядевшему на это представление Корнею, — как он резво то развернулся. Сразу, да на сто восемьдесят градусов.

— Вот именно, — тихо откликнулся Корней, продолжая наблюдать за новым уже представлением, развернувшимся на палубе.

Теперь палуба представляла им сцену несколько иного формата. Это была трагедия. Таможенник выл и плакал. Умолял и целовал ручки. Точнее, пытался целовать, поскольку княжна, брезгливо отстраняясь, отдёргивала свои ручки от слюнявого рта таможенника. К которому тот постоянно пытался затащить хватаемые им руки княжны.

Поиздевавшись над бедным таможенником не менее получаса, так, что даже стоявшие рядом с ними Сидор и компания успели порядком устать от постоянных завываний таможенника, разносившихся по палубе на одной тоскливой ноте, княжна наконец-то сжалилась над беднягой и милостиво разрешила ему подняться на ноги.

— Хорошо, — холодно улыбнулась она, в очередной раз брезгливо отстраняясь от воющего таможенника. — На этот раз я вам прощаю ваши недостойные речи. Будем считать, что вы не знали о ком идёт речь. Поэтому ограничимся только тем наказанием, что вам назначит ваш непосредственный начальник. Идите! И не забудьте сказать ему о моём решении, иначе для вас же будет хуже.

Безумно обрадованный таможенник, понявший, что на этот раз гроза пронеслась мимо, резво вскочил, так, что чуть не сшиб с ног стоявшую рядом с княжной Маню и бросился к своей сумке, до того брошенной им у борта.

Судорожно написав что-то на большой гербовой бумаге, он трясущимися руками судорожно сунул её в руки мрачного капитана. Продолжая униженно кланяться и бормотать какие-то извинения, чуть порозовевший таможенник пулей вылетел с лодьи. Громким, сдавленным шёпотом покрикивая на своих гребцов и продолжая одновременно униженно улыбаться княжне, молча смотревшей на него с борта, он понёсся к далёкой пристани.

— Ну и что всё это значит? — раздался в наступившей тишине тихий голос Корнея. — Может быть, вы княжна объяснитесь, с чего это все чиновники в этом княжестве боятся вас пуще огня?