Приключения Жихаря
Шрифт:
– А у меня он зимой в ледышку не обратится? – поспешно спросил богатырь. – И как за ним ходить?
– Гоняй его почаще, вот и весь уход.
Русалка высунулась из воды по пояс и приветственно махала руками.
– Соскучилась, рыбья холера, – осклабился водяник. – Подождешь, не княгиня…
Жихарь вывалил содержимое короба на траву и стал раскладывать бестолковый товар в поисках самой бесполезной вещи. Он повертел зюзюку, попробовал расправить ей крылышки – ничего не вышло. Зюзюка только мелко дрожала и норовила рассыпаться.
Молоток
Были, кстати, и ржавые гвозди, но все, как один, для левой стены.
На знаменитый, хотя и потертый мешочек со смехом богатырь поглядел с глубоким презрением, поскольку смех оттуда раздавался без всякой причины, а это дурной признак.
Разноцветные рыбьи зонтики Мутило признал отнюдь не бесполезными и сграбастал в свою пользу.
Было там и тележное колесо, по уверениям старьевщика, как раз Пятое, но на вид – самая обыкновенная запаска, необходимая в дороге.
К Пятому колесу прилагался и тележный скрип в берестяном туеске, чтобы пугать самых зачуханных и трусливых.
– Придумают же люди! – не то восторгался, не то насмехался водяник.
Ручка гребешка для плешивых была когда–то украшена самоцветами, но их давно повыковыряли.
А значение большинства вещей в этой куче Жихарь и вовсе не способен был понять. Иные грюкали, иные звякали, иные просто лежали тихонечко лежмя и не просили есть.
Наконец блеснул на солнце какой–то чудной серп – маленький, тонкий, совсем не заржавленный. Правда, деревянная рукоятка у него щетинилась пробившимися липкими зелеными листочками.
– Пригодится – пусть дети учатся жито жать! – сказал богатырь и попытался оборвать листочки.
Серп выскользнул у него из рук, чиркнул по ладони лезвием и рассек ее – неожиданно глубоко.
– Блин поминальный! – вскрикнул в сердцах Жихарь и отбросил серп от себя подальше. – Забирай его, Опивец, – может, тоже отрежешь себе чего–нибудь!
Мерзопакость какая!
Серп не упал в груду бесполезной своей братии, а повис в воздухе, вращаясь сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Наконец вокруг него образовался маленький вихрь, поднявший пыль из короба старьевщика, рыжую хвою, бурые прошлогодние листья и обрывки высохших водорослей.
– Смотри–ка – принял, – сказал Мутило, внимательно наблюдавший действия богатыря. Тот ничего не ответил, потому что зализывал ранку.
Вихрь оторвал свой тонкий хвостик от земли и начал подниматься вверх, тихонько завывая.
– Ну вот и в расчете, – выдохнул богатырь, пошарил глазами по земле, сорвал листок подорожника и залепил порез. Потом он старательно собрал оставшееся барахло обратно в короб и отнес его в рыбачью развалюшку. Не тащить же на княжий двор!
Прощание с водяником не затянулось – за дорогу все разговоры переговорили.
– Спасибо
– Шелешпер ты безжаберный, бесхвостый! – в лад ему ответил Мутило. – Колобка благодари. Вы его там смотрите не слопайте с голодухи!
– Какая теперь голодуха! – хохотнул Жихарь, тряхнул водяника за плечи, повернулся и пошел по тропе к дороге.
– Ох, не нравится мне все это, – негромко сказал Мутило не то Жихарю, не то русалке, не то самому себе.
Богатырю тоже было как–то невесело, и Гомункул сразу это заметил, начал приставать с расспросами, как да что получилось с Опивцем.
– …в общем, вышло все так, что я сам ему повинный подарок выбрал, – закончил Жихарь свой рассказ. – А вещь диковинная – свежие листики на сухом черенке…
Колобок вдруг замычал, закатался по узлам и сверткам, выдрал из бородки клок седых волос.
– Ох, почему же я с тобой не покатился, не удержал? Ведь тебе в руки попала такая вещь, а ты ее сам, по доброй воле, отдал окаянному планетнику! Мало ли что он с ней утворит?
– Да что за вещь–то? – испугался Жихарь. – Неужели я опять какую–то глупость учинил?
– Да еще каку–ую! – провыл Колобок. Из маленьких его глазок покатились сухие хлебные крошки. – Дуракам счастье! Тюх–тюх, перепентюх! Лучше с умным потерять, чем с дураком найти! Это такая вещь, такая… Да ты не поймешь…
– Скажи толком, – потребовал Жихарь и понял, что боится ответа.
– За Зимними Горами зовется она ваджрой, – сказал Колобок. – А у вас не знаю как.
– В третий раз приходила в руки… – прошептал богатырь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мы ничего не можем сказать решительного о влиянии Дельфийского оракула на семейную жизнь русского народа.
«Лю Седьмой, временно занимающий пост Мужа обширных познаний при Отделении четырех дверей Университета сынов отечества, имеет честь обратиться к Его Светлости князю Многоборья Жи Хану с письмом и братским приветом.
Вас, должно быть, удивит, что я, давший себе зарок не вмешиваться в мирские дела и затвориться на две сотни лет в уединенной горной хижине над бушующим потоком, снова попираю недостойной стопой яшмовые плиты дворцовых покоев, освежая в слабеющей памяти все триста двадцать шесть видов поклонов, приседаний и ползьбы, полагающихся при лицезрении Сына Неба.
Увы! Среди мужей ученых и благородных, достойных славы за свои таланты, при жизни становится знаменитым тот лишь, кто в Поднебесной пользуется покровительством высокого лица. Среди мужей ученых и благородных лишь тот может славу передать потомкам, кто в Поднебесной имеет опору среди могущественных продолжателей своего дела, озаряющих имя его вечным блеском.