Приключения Жихаря
Шрифт:
Он не стал даже доставать кинжал – схватил первый попавшийся окорок, впился в него зубами. Колобок заботливо подсовывал ему просяные лепешки – свою лишенную разума родню. Покончив с первым окороком, богатырь осушил огромный кувшин пива, потом снова принялся за мясо, запивая его кислым молоком и не думая, что от этого может приключиться в животе, ел, словно мчался в бой или взбегал на крутую гору, как будто хотел уважить гостеприимного друга или обожрать врага…
– Никто на свете так много и так быстро не ел –
…А на вершине свеженасьшанного кургана беспечные скифы тоже пировали, справляя тризну по ушедшему вожаку, причем пировали стоя. После безуспешных попыток сломать крестец водяному коню Налиму у них все ныло и мозжило. Даже переминаясь с ноги на ногу, степные витязи кряхтели от боли.
Сам конь Налим с невинным видом отдыхал у подножия кургана, дожидаясь по уговору хозяина.
И тут, как мог бы выразиться сказитель Рапсодище, «мать–земля под ними всколебалася».
Сперва скифы на это даже ухом не повели – решили, что их просто покачивает от пива, взбодренного мозголомкой – Жихарь поклонился им целым бочонком. А потом, изумленно поглядев друг на друга раскосыми и жадными очами, не устояли и покатились по склону кургана.
Покатились они вовремя – из–под земли полетели толстые бревна наката, послышался нелюдской рев и пронзительное пищание – то помогал богатырю голосом Колобок.
– Всех убью, один останусь!
– Правду и в земле не скроешь! Богатырь распахнул курган изнутри – как крышку котла отворил.
От свежего воздуха ему сперва стало еще хуже, он опустился на могильную землю и лег, раскинув руки.
Колобок поудобнее уселся ему на грудь. Жихарь раздышался и все вспомнил.
– Значит, не были мы в Навьем Царстве? – спросил он первым делом. От яростного жевания ныли скулы.
– Значит, не были, – всхлипнул Колобок.
– А как же вопрошающие покойники? Князь Наволод? А Яр–Тур мой где? Там остался?
– Не было никакого Яр–Тура, – признался Колобок. – Мы ждали–ждали, да и уснули. Мне, к примеру, опять всякие детские ужасы снились – заяц, волк, медведь, лиса–гадина… Успела–таки хватить меня зубами за бочок, я проснулся и давай тебя будить…
– Постой, – сказал Жихарь. – Я же не мог сам такого придумать, чтобы мертвецов распределять по разрядам. А сколько неведомых имен услышал! А Беломора на Луне увидел!
– Это все твое подсознание, – снисходительно объяснил Колобок. – Или, проще сказать, коллективное бессознательное. У всякого свое представление о посмертном существовании. Бытие определяет сознание – так?
– Так! – согласился Жихарь, потому что слов для спора не нашел.
– Ну вот. А небытие, стало быть, определяет подсознание. Очень просто.
– Спасибо, просветил. Значит, не ходили мы в Навь?
– Ну… это как посмотреть…
– Так ходили или нет? – Богатырь начал уже серчать.
– Скорее
– Ха! – воскликнул Жихарь. – Катючая бездна премудрости! Теперь–то я понял, почему самого большого дурака называют круглым! Вон от кого это выражение пошло!
– В чем дело? – взвился Колобок.
– А в том дело, – масляным голосом сказал богатырь, – что проводника нашего, Карбаксая, в могиле нет!
Гомункул выбрался из своей упряжи, подкатился к рубежу образовавшейся ямы и заглянул вниз.
Смертное ложе скифского вождя было пусто…
Жихарь поднялся и потянулся.
– Пора, – сказал он. – Отдохнули, надо и в путь. Время не терпит!
Он побежал по склону, глубоко проваливаясь в рыхлую землю.
Гомункул покатился следом, но поражения своего признавать никак не желал:
– Откуда я знаю, куда умрун девался? Может, ты его тоже сметелил под горячую руку?
Жихарь на бегу нагнулся и ухватил Колобка за ворот кафтанчика.
– Я же только что плотно пообедал, – укоризненно сказал многоборский князь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
– …Он дал собаке понюхать его, когда наводил ее на след сэра Генри, и так и убежал с ним, а потом бросил.
– …Никому ничего доверить нельзя! У Окула на кузне подмастерье руку сломал – так и ходит, кость торчит наружу! Лекарей полон двор, а двух плашек наложить некому! За собой совсем перестали следить! Я же приказывал жить прежним порядком, несмотря ни на что! Людей, видно, ничем, кроме боли, не проймешь, а не стало ее – вот вы и распустились!
Хихарь бушевал посреди двора, потрясая новорожденным сыном, а мамки и няньки во главе с Армагеддоновной сбились в кучку и трепетали по привычке.
Младенец же безымянный весело смеялся – сообразил, видно, что пребывать в беспечальной поре ему придется изрядно…
Народ за время недолгого отсутствия начальства и впрямь распустился – ходить стали еще медленнее, говорили нараспев, долго собираясь с немудрящими мыслями. Питались чем попало, да и о еде частенько забывали.
Перебирали прошлое, завтрашнего дня не предполагали вовсе…
Жихарь поглядел на сына, рыкнул, успокоился, отдал младенца какой–то бабке и движением руки разогнал дворню.
Из–под терема тоже доносилась черная ругань:
Колобок, принимавший у домового по описи свое золотишко, ни с того ни с сего решил, что золотая цепь стала ему тесна:
– Выкусили щипцами звенышко! Или даже два! И расплавили, чтобы улик не осталось! Кому верить? На что тебе, косматому, золото? Плошку позолотить?
– Никто ничего не выкусывал! Ты сам на чужих дармовых харчах рожу наел – в подполье не пролазит! – упирался домовой.