Прикосновение к невозможному
Шрифт:
– Баааа, – протянул старший каратель, растягивая губы в дикой улыбке. Глаза оставались ледяными. – Киллиан. У тебя талант появляться вовремя!
– Я тоже очень рад тебя видеть, Винсент, – проговорил я и опустился рядом с ним, искоса глядя ему в лицо. – Что случилось?
– Он спрашивает, что случилось?.. Ты спрашиваешь, что случилось? Все прекрасно! Посмотри, как тут красиво! – Он прочертил ладонью широкую дугу, пытаясь охватить окружающую природу, и развернулся ко мне всем корпусом. – Просто Рай на земле, если верить смертным. Тоже соскучился по тишине?
Если бы он был человеком, я бы решил, что он пьян. Причем находится
– Я соскучился по тебе. В Храме достаточно тишины.
– Я не ослышался? – Он скривился. – Киллиан, а вдруг ты растворишься с первыми лучами солнца?
– Не надейся, я его терпеть не могу. Так что промучаю тебя своим присутствием весь день. И мы поговорим. Хочешь ты того или нет.
Он нахмурился, озадаченно прикрыв рот рукой. Потом снова улыбнулся, посмотрел мне в глаза. И, кажется, на мгновение пришел в себя. Сколько же боли было в его взгляде! Черт возьми, что тут произошло?! Он докурил сигариллу, притушил ее и отправил окурок в далекий полет.
– Хорошо. Что ты здесь забыл? – резко спросил он, не смотря мне в глаза.
– Два момента. Личный. И по поручению Магистра.
– Начнем с плохого.
Я усмехнулся.
– Магистр беспокоится о тебе. И просит передать, что ты ему нужен. Нам нужен, Винсент.
Каратель сделал неопределенный жест рукой и снова уткнулся взглядом в небосвод. Скорее всего, думал, сможет ли передать эту предрассветную игру света. Я проследил за его взглядом и замер – это было действительно красиво. Кто бы мог подумать – озеро, горы и небо. Кто бы мог подумать, что я вообще обращу внимание на что-то подобное?
– Я не готов, Киллиан, – прошептал Винсент, слегка прищурившись. – Давай лучше поохотимся? Как только зайдет солнце?
– Поохотимся. Возвращайся, когда будешь готов.
– У меня нет выхода. – Он слегка пожал плечами, будто подтверждая свои слова. – Расскажи, где ты был.
Я оглянулся на просыпающееся солнце и поежился. Свистом подозвал скакуна. Тот появился через мгновение, тряхнул гривой и уткнулся носом мне в плечо. Винсент наблюдал за нами молча. Под его пристальным взглядом я расседлал лошадь и отпустил ее. У скакуна был день на отдых. А мне хотелось спрятаться в доме. Перспектива получить даже легкие ожоги меня не прельщала. Хотя сейчас мне казалось, будто я выбираю из двух зол. Когда-то давно я дал самому себе слово, что не буду читать мысли Винсента. Потому что считал его другом. Но сейчас жалел, что не могу узнать, о чем он думает – это значительно облегчило бы мне задачу. Каратель встал и жестом пригласил меня пройти в дом.
– Что будешь пить? Могу привести отличную вакханку. Почти триста лет выдержки, красавица…
Я ухмыльнулся. О любви Винсента к крови вакханок впору складывать легенды.
– Я не голоден, спасибо. Есть что-то менее питательное и
– Стареешь, – резюмировал каратель, недовольно покачав головой. Можно подумать, я сказал, что отказываюсь от охоты или всех радостей жизни разом. – Есть все, что хочешь. Вина. Коньяки. Просто вода. Эээ… Может быть, хочешь чай?
Почему-то от мысли, что Винсент заваривает чай, мне стало смешно.
– Коньяк. Отвечая на твой вопрос: я был в Париже.
Я повесил плащ и шляпу на предназначенные для того крючки и с наслаждением опустился в кресло. В окнах стремительно светлело, и я радовался, что нахожусь дома, а не где-нибудь в степи. Солнце не могло меня убить. Никогда не могло. Но у нас с ним была… взаимная неприязнь.
Винсент изобразил вялый интерес.
– У Амира? Как он поживает?
– Без изменений. Работает. Иногда даже интенсивно работает. Ну и ошибается периодически.
– Похоже на него, – согласился Винсент, разливая коньяк по бокалам.
– Я видел Авирону.
Это был ход конем или игра ва-банк. Я даже затаил дыхание в ожидании реакции карателя. Что он скажет? Улыбнется и поддержит светскую беседу, или упоминание этой женщины способно вывести его из равновесия? Винсент замер. Буквально на долю секунды. Он стоял ко мне спиной, возясь с напитками, и я не мог видеть выражение его глаз. Но почувствовал, как мгновенно изменилось его состояние. Между тем, он почти сразу взял себя в руки. По меньшей мере, нашел в себе силы повернуться ко мне с почти что спокойным лицом.
Винсент подал мне бокал и опустился в рядом стоящее кресло. Он молчал – его взгляд сказал все за него. Авиэль был прав. Может быть, и у меня появилась надежда? Я вздрогнул, вспомнив проведенную в объятиях Даны ночь, и заставил себя выбросить это из головы. Возможно, было бы чудесно. Но мне не верилось, что в нашей жизни хоть что-то может быть так просто.
– И как она?
– Не в себе.
Винсент замолчал на какое-то время. Будто вел внутренний диалог. Очень тяжелый диалог. Он был бледен. Губы упрямо сжаты, в глазах лед. А за взглядом, на самом его дне – что-то настолько живое и настоящее, что становилось не по себе. Наши взоры всегда остаются холодными и непроницаемыми. Но возраст надет наблюдательность и способность видеть зачатки эмоций, спрятанных на такой глубине, о существовании которой смертные и не подозревают. Я видел внутреннее, сокровенное. И мне не нравилось то, что я видел. Хотя бы потому, что очень тепло относился к Винсенту, и мысль о том, что он страдает, была, мягко говоря, неприятной.
– А где ты видел ее, прости? Когда? – Он вынырнул из себя, бросив на меня очередной сосредоточенный взгляд.
Коллекционировать их что ли?
– Пару дней назад под утро… В Париже.
Он нахмурился, сделал глоток и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Он всегда умел держать себя в руках, и сейчас не дал волю чувствам. Хотя мне хотелось вызвать его на дуэль – и вывести из этого убивающего его самого ложного равновесия. Хотелось заставить его встряхнуться. Если больно – то пережить боль! Пережить! И пройти дальше.