Прикосновение невинныъ

Доббс Майкл

— Ты уверена?

— Не глупи, Дэниел, — огрызнулась Иза. — Конечно, уверена.

У входа зазвонил колокол, призывая на утреннюю мессу. Люди входили и садились на свои места, служба началась.

— Что мне теперь делать, Дэниел? Даже Авраама Бог пощадил. Я отдала все, что имела. Мою карьеру. Моего сына… — Она замолчала, не договорив.

— Свое тело?

Иза повернулась к своему другу и молча кивнула.

— Мне больше нечем пожертвовать. Изидора, казалось, не видела, как окаменело лицо Дэниела.

— Все, чего я хочу, это получить Бэллу. Моего ребенка.

Что в этом плохого? — Иза дрожала, глядя на распятие, хороня надежду и веру. Старик на деревяшке с сумкой для пожертвований остановился было возле них, но прошел мимо, поняв, что у этой женщины настоящее горе.

Изидора пришла в себя.

— Что делать, Дэниел?

— Продолжать.

— Я не уверена, что смогу.

— Конечно, ты сможешь, ты должна. — Он говорил каким-то странным, отстраненным тоном.

— Ты в порядке?

— Нет.

— Что случилось?

— Что могло случиться, кроме того, что я чувствую себя так, как будто меня использовали и выбросили.

— Что, черт возьми…

— Конечно, что тебе до меня, у тебя свои проблемы, но представь хоть на мгновение, как я ждал тебя вчера в номере, черт, да если бы я знал, что ты не вернешься ночью, может, и сам отправился бы попытать счастья.

— Дэниел, я никогда не думала…

— Вот именно. Это и сводит меня с ума больше всего. Что ты даже не задумалась, какое это может иметь значение для меня. Ты все принимаешь как должное.

— Это неправда. Почему, ты думаешь, я так долго не звонила?

— Полагаю, ты была занята другим делом.

Священная чаша сверкнула, когда священник поднял ее высоко над головой. Молящиеся встали в очередь за причастием, они двигались спокойно, уверенные, что получат помощь и утешение. Но не Иза. Внезапно она почувствовала, что снова погружается в темноту и последняя ниточка, связывающая ее с реальностью, вот-вот порвется. В душе поднималась паника, но одновременно ее охватил гнев. Будь она проклята, если позволит Дэниелу стыдить себя.

— Прекрати, ты не ребенок! Прошлой ночью мне пришлось делать выбор. Между собой и Бэллой. И я выбрала Бэллу. Это было мучительно трудно, даже при том, что речь идет о жизни моей дочери. И я знала, как больно тебе будет, потому и не могла заставить себя вернуться обратно вчера ночью. Разве ты не понимаешь?

— Я понимаю одно: ты спала с ним, а не со мной. — В глазах Дэнни была почти физическая боль. — Я просил тебя только об одном — чтобы ты обращалась со мной бережно. Не роняй старину Хампти, не раскачивай стену. А ты решила снести ее бульдозером.

— А что бы сделал ты? Умыл руки? До или после, Дэниел?

Ее ярость заставила его замолчать.

— Не отворачивайся от меня, Дэниел. Не сейчас, когда ты мне так нужен.

Блэкхарт сидел, как каменное изваяние, серое, холодное, молчаливое. Казалось, прошла вечность, прежде чем он шевельнулся.

— У меня была школьная учительница, когда я еще жил дома. Мисс О'Доннел. Она была ужасная чистюля. Настаивала, чтобы мы мыли руки перед едой, после того как копали картошку или резали лягушек. И перед мессой. Но я не помню, чтобы она что-нибудь

говорила о сексе.

— Она загубила твою юность, Дэнни Блэкхарт.

— Так что, полагаю, что останусь. Я не брошу это дело, Иза. И Бэллу. И тебя. Боже и мисс О'Доннел, помогите мне!

Изидора протянула руку и дотронулась до него.

— Я искуплю свою вину, Дэниел, обещаю тебе. Не только ради тебя, но и ради себя. Думаю, я заслуживаю любви такого человека, как ты. Просто дай мне еще немного времени.

— Полагаю, оно у нас есть.

— Просто навалом.

Затравленное выражение исчезло из его глаз, как будто смытое святой водой.

— Чертовски странное место вы выбрали, миссис Дин, если это предложение.

— Скажем, это, скорее, предварительная заявка.

— Ничего не говори. Сначала надо довести до конца дело.

— Да, Дэниел. Если бы я только знала, с чего начинать.

— Я бы начал с чашки кофе.

Они без особого труда нашли то кафе, позвонив и рассказав какую-то дурацкую историю о доставке продуктов. Оно находилось в районе Кенсингтона, на Хай-стрит. Заведение Толмана.

Потом Иза и Дэнни вернулись в «Стэффорд» и переоделись. Как-то незаметно их роли переменились. Теперь распоряжался Дэниел. Он сказал, что ему лучше одеться поскромнее, а ей — понаряднее. Дэнни был напряжен, молчалив и загадочен, очевидно, все еще переживал ночное приключение. В конце концов Дэнни велел ей надеть туфли на высоком каблуке и наложить побольше косметики.

— Я чувствую себя женщиной-вамп, — пожаловалась она.

— Замечательно! — Вот и все, что он ответил. — Да, нужно взять с собой побольше денег.

Заведение Толмана, расположенное на небольшом перекрестке, было тихим и грязным. Его переделали из обувного магазина, разорившегося из-за конкуренции с крупными магазинами с Хай-стрит. По одной стене тянулись зеркала, которые никто никогда не протирал. Оставалась неделя до Рождества, однако единственным украшением была большая чаша для пожертвований. Ни столов, ни стульев, только узкая стойка; предполагалось, что посетители не станут слишком задерживаться.

Усталые матери, бросив покупку и усадив детей на высокие поцарапанные табуреты, пытались доказать хозяину, что чай надо заваривать, а не варить. Он в ответ молчал. У него не было желания спорить с этими женщинами, они занимали слишком много места, пили только чай, а дети их писали на пол.

Иза и Дэниел пришли около половины четвертого и коротали время за кофе, игнорируя нетерпение хозяина. Они выбрали правильное время: около четырех стали опускаться декабрьские сумерки, и заведение внезапно преобразилось. Наплыв посетителей прекратился. Женщины отправились забирать детей из школы или готовить обед, рабочие спешили домой после утренней смены, туристам пора было переодеваться к вечеру. Их сменяли другие клиенты. Мужчины — их было пятеро, — все моложе сорока, одетые в пиджаки с широкими лацканами и модные бесформенные брюки. Они ничего не заказывали, хозяин сам знал, что им налить. У входа остался парень, он делал вид, что читает газету, а сам внимательно вглядывался в подходы к кафе.