Прикосновение звёзд
Шрифт:
В жизни Гретхен тоже воцарилось равновесие, которое не нарушалось никакими потрясениями. Возвращение болезни лишь вначале испугало её. Но скоро она смирилась с таким положением вещей, тем более что оно было привычно ей - она столько лет училась жить с этим. И это при том, что в замке барона Ланнигана существование её усугублялось постоянным угнетением, моральными и физическими издевательствами. А теперь она была окружена всеобщей любовью и состраданием, бережной заботой, желанием каждого сделать что-то для "нашего ангелочка", порадовать и вызвать улыбку.
Приступы ужасных головных болей не повторялись. Может быть, благодаря стараниям доктора Джоберти, пунктуально исполняющего все рекомендации согласно
Сэр Кренстон был так чуток к Гретхен, что иногда ей казалось, будто он успешно учится читать в её душе. Она привыкала к нему. Та ночь, когда Гретхен увидела престранный сон, а потом Кренстон впрыгнул в окно её спальни, каким-то образом сблизила их. Гретхен осознала, что именно стояло между нею и сэром Кренстоном, но это было столь несправедливо по отношению к нему, что она просто отбросила прочь эту преграду, раз и навсегда. Более того, это осознание породило в душе её чувство вины перед Кренстоном. В связи со всем этим отношения между ними стали более тёплыми.
И, разумеется, Гретхен читала в глазах сэра Тимотея много больше, чем позволял он себе сказать вслух. Ни раз Гретхен спрашивала себя, что она ответит Кренстону, если он попросит её стать его женой? "Ты ведь даже мечтать не могла о таком супруге, - говорила себе Гретхен.
– Добрый, любящий муж, красивый дом, покой... Куда ты ещё хочешь? Чего?" Она размышляла об этом безо всякого волнения и душевного трепета, и почти беззвучной струной звенела нотка обречённости. Но до тех пор, пока в душе её не начинало полыхать болью: "Ларт!" И Гретхен понимала, что она может испытывать к сэру Кренстону самые дружеские чувства, самую сердечную благодарность и признательность, может жалеть его, чувствовать свою вину и пытаться чем-то её искупить... но любить - нет. "Ларт!" - и всё той же мукой, тем же стоном отзывалось сердце. Сколько нужно дней, лет, чтобы они ослабли? При том, что она не хочет пожертвовать и самой крохотной долей памяти о Ларте в обмен на утишение страданий. Нет, ни одного дня, ни часа не согласится она отдать забвению - их и так было не много. А Кренстон? Вручить ему руку, бережно храня в сердце память о другом? Это бесчестно. Но уйти от него - куда?
Вот эти безотрадные раздумья было единственное, что омрачало теперь жизнь Гретхен. Впрочем, для них ей надо было остаться наедине со своими мыслями, а это случалось не так часто. Почти ежедневно теперь наносил визиты в Тополиную Обитель доктор Джоберти, подолгу беседовал с Гретхен, иногда расспрашивал о самочувствии, но чаще он не заострял внимания на этом: вроде бы между делом слушал её пульс, составлял представление о состоянии Гретхен по её настроению, цвету лица, сиянию глаз. Куда более пристрастные допросы он учинял Дороти и Габи, всякий раз оставлял им подробнейшие инструкции и требовал неукоснительного их соблюдения.
Кстати, Дороти тоже занимала время Гретхен и была бы рада занять его ещё больше. В усадьбе началась пора всевозможных заготовок: варили варенья, мармелады, джемы, сушили и мариновали всевозможные ягоды и плоды из сада. Припасали впрок овощи и зелень, укладывали в бочонки краснобокие яблоки, какие пересыпали опилками и стружками, а какие аккуратно заворачивали в мягкую бумагу... Да мало ли дел на кухне с наступлением осенней порой! И за всем нужен хозяйский, рачительный глаз - Дороти сбивалась с ног. Однажды Гретхен предложила свою помощь, да ещё рассказала секрет хранения свежих помидоров аж до самого Рождества, открытый ей когда-то нянюшкой. Предложенную помощь Дороти приняла с большой радостью, а аккуратными
Помощница из Гретхен получилась деятельная, понимающая толк в том, что творилось в кухне и подвалах. И Дороти с ещё большим энтузиазмом пользовалась бы содействием Гретхен, но Джоберти, узнав об этой инициативе, категорически запретил ей переутомляться у горячих плит, в испарениях, насыщенных запахами маринадов, уксуса и всевозможных специй. "Не более часа в день!" - его приговор никто не смел оспаривать кроме самой Гретхен, что, впрочем, тоже не имело значительного успеха.
Вот гулять по саду - сколько угодно. Очень часто в этих прогулках Гретхен сопровождал сэр Кренстон, и тогда она исследовала самые отдаленные уголки огромного сада. Но, к слову сказать, сейчас здесь всюду было полно людей, и если они не виднелись в просветах зелени, так голоса их слышались почти беспрерывно, поэтому никакие пугающие фантазии не мешали Гретхен получать удовольствие от гуляний по саду.
Какое-то время Гретхен со страхом ждала - не обнаружится ли та самая беседка, в которой застал её Пастор - во сне. Потом она спросила у Кренстона, имеется ли пруд в саду, и, оказавшись на его берегу, с облегчением убедилась, что он ничем не напоминает тот пруд, из сна.
Глава тридцать шестая
Кренстон начинает говорить о своём прошлом,
и первыми же откровениями повергает Гретхен в смятение
Во время одной из долгих прогулок Гретхен и Кренстон оказались в той части сада, которая взбегала высоко по склону холма. И с этой возвышенности перед ними открылся широкий, просторный вид на окрестности. Время шло к вечеру. Синяя дымка подернула даль, как будто занавесила её прозрачной шторой из воздушно-невесомого индийского газа, и, может быть, поэтому буйная, дикая природа, подступающая к самым стенам, огораживающим сад, показалась Гретхен несколько мрачной, суровой, в отличие от жизнерадостной и весёлой природы родной Франции.
– Как давно вы живёте здесь, господин Кренстон?
– спросила она без какой-либо дальней цели, даже не представляя, к чему приведёт этот невинный вопрос.
– Пять лет. Вам этот срок кажется долгим или наоборот?
Гретхен пожала плечами.
– Вероятно, это зависит от того, нравится вам здесь или нет? Если жизнь тягостна, то и один год растянется в вечность.
– Нет, для меня эти годы вечностью не обернулись. Мне нравится этот дом, неукротимая природа - в ней что-то от испанской страстности. А более всего мне по душе безлюдность этих мест.
– О, - не смогла скрыть удивления Гретхен, - даже при том, что вы могли бы стать украшением самого изысканного светского салона?! Никогда бы не подумала, что вы сознательно удалились от общества.
– Гретхен всё ещё не сознавала, что ступила на опасную тропу, и беспечно позволяет ей увлекать себя всё дальше в опасную и непредсказуемую область.
– Так оно и есть... Впрочем, блеск и пустая суета света меня всегда мало привлекали. Настолько мало, что я ловко избежал исполнения всех обязательств и условностей, которые предъявляет жизнь в аристократической среде. Ну, взять хотя бы туалеты - знаете, как я избежал необходимости иметь богатый гардероб, пристально следить за модными веяниями? Почти весь его я поменял на строгое платье священника.
Гретхен вздрогнула и резко обернулась к своему спутнику. Но сэр Кренстон не заметил её реакции - он по-прежнему смотрел вдаль, и лицо его было задумчиво.
– В годы юности я сделал выбор - принял решение посвятить свою жизнь служению Господу.
– Вы... священник?..
– Теперь уже нет. Пять лет назад я отказался от сана, оставил свой приход и уехал сюда. Во мне оказалось слишком мало смирения и способности прощать, слишком сильные страсти бушевали во мне.
– Понимаю...