Прикосновение
Шрифт:
— Как бы то ни было, — перебил ее Джефф, — ты не суешь нос в чужие дела, ты просто наблюдаешь. Если послушать отца и Джули, ты практически член семьи.
— Я думаю, у твоей матери на этот счет иное мнение, — улыбнулась Сидни.
Виктория, из чьей постели Джефф так недавно выбрался, привидением в желтом сарафане вторглась в мысли Сидни.
— Ты вспоминаешь Викторию? — поинтересовалась она. — Не жалеешь о своем решении?
— Как ты можешь об этом спрашивать? — вопросом на вопрос ответил Джефф, поднося к губам чашку эспрессо.
Сидни молча на него смотрела.
— Я все понял, когда ты вышла из океана, — напомнил
Похоже, призрак Виктории преследовал только Сидни.
Все последующие дни они ужинали с Элен и Джули, всецело поглощенными сексуальным раем собственного производства. Сидни имела отдаленное представление о том, что может происходить в постели в квартире со старинными голландскими окнами, но не углублялась в подробности. Хотя Джули уже не была ребенком и имела полное право на сексуальную самореализацию (Сидни никогда не видела, чтобы она так светилась изнутри), недельного срока и нескольких неоспоримых фактов могло оказаться недостаточно, чтобы Джефф и Сидни смирились с новой жизнью Джули.
А неоспоримые факты всплывали на поверхность. После того как Джули, ведомая за руку Сидни, отважно вошла в воду и воскликнула: «ВСЕ В ПОРЯДКЕ!» (именно повтор этого возгласа в письме подстегнул память Сидни), она опять вернулась на пляж. Там она сидела, обхватив руками колени и наблюдая за катающейся на волнах Элен. Джули, как обычно, затруднялась что-либо объяснить и смогла только сказать: «Это было так красиво», что в равной степени могло относиться к Элен, ее водолазному костюму или процессу катания на волнах.
Когда Элен выбралась на берег, между ними завязалась беседа. Обсуждалась вечеринка.
— Где? — спрашивает Джефф, вновь вскипая при воспоминании о своих бесплодных поисках.
— В доме на пляже, где собираются все серферы.
То, что Джули напилась, было просто несчастным случаем. Элен выудила из Джули ее адрес (что было явным успехом по сравнению с количеством информации, которую удалось получить Сидни) и отвезла девушку домой. Она довела ее до двери, положившись на то, что тело Джули сделает остальное.
На этом все могло закончиться, если бы Джули не стала разыскивать Элен, каждый день приходя на пляж. (Когда она это делала? — хотелось спросить Сидни. — Неужели Джули каждый день выходила из дому сразу после нее?) Оставалось неясным, возникла их сексуальная связь в ту первую пьяную ночь или развилась со временем. Но ни Джеффу, ни Сидни спрашивать об этом не хотелось.
Когда отпуск Элен закончился и она собралась возвращаться в Монреаль, Джули стала умолять взять ее с собой. Элен поначалу колебалась, но, в конце концов, сказала «да». (По мнению Сидни, сказала с радостью.)
Элен не подозревала, что в свой чемодан Джули уложила холсты и краски, пока запах скипидара и олифы не проник из багажника старенького «пежо» на переднее сиденье. К этому времени они уже были в Берлингтоне, и им совершенно не хотелось поворачивать обратно.
Счастье Джули было осязаемым и затмевало эмоции окружающих. Хотя Сидни и не сомневалась, что Элен искренне привязана к Джули, радость канадки по сравнению с радостью Джули казалась сдержанной.
Счастье Джеффа и Сидни также померкло в присутствии Джули, что немало озаботило Сидни, как если бы они с Джеффом были несостоятельны по части восторгов.
Впрочем, наедине с Джеффом ее жизнь
Через неделю все четверо на поезде пересекли канадскую границу, а потом на машине доехали от Уайт Ривер Джанкшн до дома на пляже. Статус Сидни мгновенно вырос. Эдвардсы уже никогда не смогут относиться к ней как к наемной рабочей силе. Это обстоятельство заставило ее снова и снова спрашивать себя: возможно ли, чтобы сложные алгоритмы, включающие радость, разочарование, сексуальное напряжение и еле скрываемый антисемитизм, могли быть решены в рамках одной семьи?
Встреча с Эдвардсами произвела на Сидни впечатление случайной. Благодаря тому, что все внимание было приковано к безумно влюбленной Джули и миниатюрной канадке, Джефф и Сидни избежали досмотра. Более того, они выступали в качестве дипломатов, сидя между Эдвардсами с одной стороны и их дочерью и ее любовницей — с другой. Иногда Сидни исполняла роль переводчика.
— Полагаю, Джули хочет сказать, что она достаточно взрослая, чтобы принимать самостоятельные решения, — поясняла она.
На следующий день Джули и Элен отправились обратно на север, сопровождаемые заверениями мистера Эдвардса о том, что он и его жена обязательно приедут в гости («всегда хотел еще раз побывать в Монреале»), в то время как Сидни и Джефф направились на юг, в Кембридж. Этому прощанию сопутствовало уникальное событие. Миссис Эдвардс, хотя и воздержалась от объятий, все же поблагодарила Сидни за то, что она вернула им дочь. Ни слова о многочасовых занятиях с Джули или о том, что Сидни обнаружила ее талант. Впрочем, Сидни была почти уверена, что этот талант все равно рано или поздно пробился бы наружу. Груши в Монреале были исключительно хороши.
Квартира Джеффа производила впечатление жилища холостяка, который хорошо зарабатывает, но предпочитает тратить деньги на все, что угодно, кроме декора. Она была недавно отремонтирована, и из ее окон в промежутке между двумя зданиями напротив открывался вид на Чарльз [22] , узкую полоску сверкающей воды. Кожаный диван и две симпатичные лампы были, по-видимому, приобретены в порыве что-то сделать из большой гостиной с полукруглым окном с видом на реку. Но эти вялые потуги растворились либо в работе, либо в безразличии. Журнальный столик вообще относился к другой эпохе, да к тому же был весь изрезан (списано из Нидхэма?). Остальные комнаты оставляли впечатление заброшенности в типично мужском стиле.
22
Река в Бостоне