Прикосновения Зла
Шрифт:
– Я не беру женщин силой и потому сделаю так, что ты сама неистово возжелаешь меня, - страстно выдохнул поморец в маленькое ушко, почти касаясь губами бронзовой серьги.
– Господин, умоляю вас...
– едва сдерживая слезы, пролепетала кухарка.
– Увы, сейчас мне пора, - Мэйо ослабил хватку и она перепуганной пташкой выпорхнула из его объятий.
– Дела вынуждают...
Нереус взял со стола яблочный пирог и кувшин с разбавленным красным вином.
Покинув кухню, юноши вернулись в сад. Они расположились в тенистой
Утолив голод, Мэйо поднялся на ноги и тут же заметил вдалеке отца, идущего в окружении рослых невольников. Рухнув в траву, поморец тихо произнес:
– Мертово племя, враги уже близко...
– Я предупреждал, но ты не захотел слушать.
– Еще не все потеряно. Пока жива надежда, отчаянью не отравить сердца. Скорей за мной, я чую сладкий дым над лагерем союзников.
Стараясь не привлекать внимания, юноши крадучись устремились в центральную часть сада, где обычно любила отдыхать Пинна, супруга Макрина.
Она и теперь сидела в деревянной беседке, слушая стихи, которые наизусть читала девушка-рабыня. Другие невольницы заплетали в косы подкрашенные толченым свинцом волосы госпожи и массировали ее изящные ступни. Стройная и гибкая, еще не утратившая чарующей привлекательности, в голубом, расшитом золотом платье, родительница Мэйо могла затмить мраморной красотой многих женщин гораздо моложе себя.
Когда из кустов вдруг показался ее обнаженный сын в компании раба, Пинна удивленно изогнула тонкие брови, а смущенные невольницы мигом опустили взгляды.
– Не помутился ли рассудком мой первенец, решив сюда явиться в столь непотребном виде?
– с нотками недовольства произнесла жена сара.
– Давно ли моя нагота смущает вас, матушка?
– парировал Мэйо, неторопливо заходя в резную беседку.
– Я помню тебя малюткой в колыбели, но сейчас вижу перед собой прелестного молодого мужчину, - она гордо улыбнулась и указала на лавку.
– Присядь, поговорим немного. И твоему рабу позволю не стоять.
Польщенный заботой госпожи Нереус подогнул ноги и покорно опустился возле ее кресла. Мэйо плюхнулся на скамью, притянув к себе на колени миловидную рабыню:
– Вот наряд, который я носил бы, не снимая.
– Ты снова огорчил отца.
– Подумать только, как быстро расползаются слухи!
– он ласково поглаживал крепкие бедра девушки, запустив ладонь между ними, и казался целиком поглощенным этим занятием.
– Фирм получил по заслугам.
– Ты правда так думаешь?
– Мэйо на мгновение отвлекся от рабыни.
– Да, но я хотела поговорить не об этом...
Внезапное появление мужа вынудило Пинну замолчать на полуслове. Штормовой волной он ворвался в беседку, свирепо потрясая однохвостой плеткой:
– Где же еще скрываться этому негодяю, как не под подолами мамаши?!
– Этот негодяй - твой сын, - властно сказала Пинна, -
– Ты знаешь, что он сотворил сегодня?!
– Высмеял какого-то сановника? При дворе все занимаются тем же, но никого из них почему-то до сих пор не высекли.
– Мне пришлось договариваться с Силаном, чтобы он не упоминал имя нашего Дома в связи с этим делом. Сорок золотых клавдиев, Пинна! И их потерю возместят мне сорок полос на шкуре гаденыша.
– А почему не сто? Или двести? Лучше сразу запори его до смерти. Хочешь, чтобы мальчик провалялся в постели до самого Дня Веда?
– Хочу, чтобы он начал наконец думать головой, а не яйцами!
– Макрин снова повысил голос.
– Все учителя и наставники хвалят Мэйо, - Пинна с нежностью посмотрела на супруга.
– У него большие успехи в правоведении и политической риторике. Свободное время он уделяет естественным наукам, читает исторические трактаты и философские поэмы. Наш сын регулярно принимает участие в диспутах. А какие стихи он написал о восшествии на престол зесара Клавдия! Тебе не кажется, что ты слишком строг, и требуешь от мальчика как от взрослого мужа?
– Взрослый муж не сидел бы тут с голым задом. Защищая его, ты поощряешь новые выходки. Клянусь трезубцем Веда, если он еще что-нибудь выкинет, то на месяц отправится грести навоз в конюшни!
– Ты не посмеешь...
– попробовала возразить Пинна.
– Даю слово перед Богами и людьми! В моем доме нет места для городского посмешища!
– Макрин помолчал, а потом сердито обратился к сыну.
– Скажи спасибо своей доброй матери, щенок. Приказываю тебе удалиться к Рхее на неделю. Скоро День Веда, к нему изволь выучить 'Двенадцать гимнов Покровителю Морей' да без ошибок. На праздник соберется весь город. И ты тоже обязан присутствовать.
Глаза Мэйо сузились от недовольства:
– Предпочту подольше наслаждаться деревенской глушью, чем внимать заунывному вою разодетых пустобрехов, именующих себя жрецами. Только дурак поверит, что их мерзкие делишки доставляют удовольствие Богам.
– Замолкни!
– взъярился сар.
– Не хватало еще прогневать Земледержца! Я объявил свою волю, а теперь убирайся прочь или дам распоряжение гнать тебя плетьми до ворот!
Юноша снял с колен побледневшую от страха рабыню и легкой поступью подошел к родителю.
– Я правильно понял, отец, ты хочешь, чтобы я запомнил гимны и принял участие в церемонии?
Никто, кроме Нереуса, не заметил в тоне Мэйо высшей степени раздражения. Лицо молодого нобиля оставалось спокойным, но тело напряглось, как перед опасным прыжком, и руки сжались в кулаки. Островитянин съежился: за пять лет он еще не видел господина настолько разозленным и не понимал, почему на хозяина так повлияла, казалось бы, вполне обычная просьба главы семьи.
– Да, - сухо ответил сар.
– И, надеюсь, тебе хватит ума, выглядеть подобающе на празднике.