Прилетала сова
Шрифт:
– Бабушке кланяйся от меня, - сказал Рашид.
Из наших дверей я увидел, как знакомый Рашида вышел от них, сел в свою машину и уехал. Мне было интересно, уговорил он Рашида помочь ему или нет. Хотя я и не знал, о чем он его просил, но все равно было интересно.
Вернулся, отдал рис, Аделя рассказывает, а я сижу слушаю, делать-то до обеда все равно нечего, о том, как Рашид заподозрил, что у него начался диабет. Он вообще на больного не похож, здоровый очень, зарядку по утрам делает с гантелями, но все время с какими-то лекарствами возится - витамины принимает, таблетки, которые нервы успокаивают. А чего ему их успокаивать, я ни разу еще не видел, чтобы он сердился или волновался, разве только вот кроме этого разговора с приятелем, но это же один раз всего.
Оказывается, Рашид очень переживал из-за того, что у него
Рашид сказал что, по всей видимости, ему лучше уйти на другую работу, потому что этот начальник со строгим и коварным характером совершенно точно сейчас думает, что Рашид придумал очень хороший способ его безнаказанно унизить и оскорбить. Рашид всю субботу и воскресенье советовался с Аделей, как ему поступить - подождать, пока ему бутылку вернут официально, или попросить ее назад самому. Он думал об этом и в понедельник на работе, пока не позвонила секретарша начальника и не попросила, чтобы Рашид приехал за бутылкой. Она и по телефону, и когда он приехал за бутылкой, разговаривала с ним вполне приветливо. Но Рашид все думает о последствиях и при этом, по его словам, чувствует, как при этом увеличивается сахар. Он сказал, что дело не в том случае с бутылкой. Просто он всегда боится и беспокоится, что из-за мелкой неприятности может получиться крупная. Анализ он все-таки сделал - выяснилось, что никакого диабета у него нет.
Стол мы накрыли на веранде. Сегодня на обед были самые любимые мною кушанья - долма и разные кутабы, с мясом, зеленью и тыквой. Наконец и Рашид появился, принес с собой сетку, полную бутылок с боржомом. Он говорит, что боржом очень полезная вода, потому что в ней содержатся самые нужные для организма вещества.
Сына он взял у Адели, посадил себе на колени - гусенок мой, говорит, зайчик. Он его очень любит, каждое утро, прежде чем уехать на работу, подходит к его кроватке и здоровается - доброе утро, дорогой товарищ начальник, и очень осторожно, чтобы не разбудить, целует.
Аделя попыталась отнять у него, ребенка, чтобы он не мешал есть, Рашид не дал - мне, говорит, приятно так обедать, когда сын у меня на коленях, и, кроме того, я хочу, чтобы ты отдохнула от всех своих хлопот, и пожелал всем приятного аппетита.
Сынишка спокойно сидел, всем улыбался, сытый, его Аделя уже накормила, очень славный мальчуган, веселый-веселый, я ни разу не слышал, чтобы он плакал или капризничал, потом ему надоело все-таки сидеть и смотреть, как мы все едим, и он встал на ножки, но Рашид посадил его обратно, дай, говорит, папе поесть, ему на тебя работать надо, тогда он полез к Рашиду в нагрудный карман, Рашид засмеялся, подмигнул мне, деньги ему, говорит, понадобились-бери сколько хочешь, из отцовского кармана можно, мне для тебя ничего не жалко. Мальчик вынул оттуда какую-то бумажку, в руках вертит, а Рашид никакого внимания на это не обращает, он как раз в это время занят был - поливал долму мацони. Аделя бумажку отобрала и положила рядом с собой на стол, потом глянула на нее, а там какой-то номер был записан телефонный, просто номер, без всяких имен, и задумалась. Рашид спрашивает, ты о чем это думаешь, смотри, аппетит пропадет. Аделя встала с места, с бумажкой этой в руке
– Свинья! Грязная вонючая свинья! Ты опять за старое
принялся?
Рашид сразу проглотил все, что у него во рту было, чуть не
подавился.
– Что случилось? Что с тобой?!
И тут такое началось! Я никогда еще до этого не слышал,
чтобы женщина такими словами ругалась, я, конечно, все эти
слова знаю, но, оказывается, когда женщина их говорит, они
совсем другими становятся, в тысячу раз ругательнее становятся. А она ведь не просто говорила, а орала так своим новым хриплым мужским голосом, что, наверное, на берегу было- слышно. А потом и орать перестала, начала выть, даже жутко стало. Стоим мы с бабушкой и смотрим и не знаем, что делать. Рашид попробовал к ней подойти, да не тут-то было, она ему чуть глаза не выцарапала, случайно промахнулась, только на щеках две красные полосы остались. Дети плачут, мы с бабушкой стоим и не знаем, что делать. Сперва я ничего понять не мог, а потом все стало ясно. Оказывается, на бумажке был записан номер телефона Наили, Аделя проверила по своей книжке, Наиля ей сама туда свой номер записала, и поняла, что это за номер на бумажке
у Рашида. А потом она стала ему угрожать, стоит перед ним, трясется всем телом от злости и кричит.
– Я тебе, - говорит, - объясню кто я такая! Посмотришь, - что я с тобой сделаю, - забыл, что все на мое имя, и дача эта, и машина, и сберкнижка! Забыл? Нинего, напомню! Я тебе все объясню где полагается...
– Орала она так, а потом, видно, силы у нее кончились, села на тахту и заплакала, обхватила голову руками, раскачивается и плачет. Тут Рашид и подступился к ней со стаканом воды.
– Успокойся, - говорит, - воды выпей. А она его отталкивает:
– Ты сам успокойся, подлец... Иди, иди, если не нравится, подай еще раз на
развод! Постоишь на коленях, как тогда, но уж в этот раз я не прощу, не надейся. Сполна получишь.
– Как тебе не стыдно, - Рашид ей сказал, как только она замолчала. Тихо,
ласково, как будто терпеливо объясняет непонятное что-то.
– Как ты могла обо мне так подумать? Я для чего хотел позвонить? Чтобы помирить их, мне же не хотелось, чтобы у них семья разрушилась. Я хотел позвонить, а потом раздумал, думаю, полезут людям в голову всякие мысли нехорошие, и не стал звонить. Если тебе, самому родному человеку, так показалось, то что с других спрашивать. Я не позвонил - клянусь тебе здоровьем всех наших детей, пусть они на моих глазах все по очереди умрут, если я позвонил... Не веришь? Ты же меня знаешь.
– Я тебя хорошо знаю, - сказала Аделя, но плакать уже стала тише.
– Эту сказку ты им расскажи, может быть, поверят.
– Успокойся, - сказал Рашид, он был очень расстроен.
– Я тебя прошу, посмотри, до какого состояния ты себя довела... Дети плачут.
– А почему ты мне не сказал, что хочешь позвонить к ней?
– Потому что ты мнительная, потому что ты каждый раз сумасшедшей, становишься от ревности... Ладно, ошибся, теперь понимаю, что надо было с тобой посоветоваться, а еще лучше - надо было нам вместе позвонить. Ну, я тебя прошу, успокойся.
– Он хоть ласково с ней говорил, но мне показалось, что ненавидит он ее страшной ненавистью... А может, показалось.
И они ушли. Впереди Аделя идет с Рашидом, он одной рукой сына к себе прижимает, другой Аделю за плечи придерживает, а сзади дочки идут. Мы сидим с бабушкой за столом, друг на друга смотрим - пообедали, называется!
Мы молча убрали стол, а потом я спросил у бабушки:
– Ты знала, что Рашид у дяди Кямила хотел дачу купить на имя своей сестры?
– А она как будто и не слышит меня, сама сидит напротив, а мысли ее где-то далеко, по глазам видно.
– О чем ты думаешь? Бабушка!
– Шахлар-бека вдруг вспомнила. Мир его праху,- сказала бабушка. Вспомнила, как сидел покойный на балконе и сердился, когда Зарифа у него выигрывала.